Корделия

— Вот! Весь год ты будешь суетиться и хандрить, при этом будут страдать интересы дела, то есть мои, а кончится тем, что ты с головой увязнешь в скандальном деле о разводе — с оглаской и, я бы сказал, с душком. Уважаемая публика станет крутить носом, и семейный бизнес окажется там же, откуда мы его еле вытащили.

Стивен угрюмо смотрел на пляшущие в камине языки пламени. Этим утром у него было паршивое настроение. Доводы отца не казались пустячными — они апеллировали к здравому смыслу, который выработался у него за годы проведенные в шоу-бизнесе. Но встреча с Корделией пробудила в его душе другие струны — в отличие от прежних влюбленностей. Доводы рассудка оказались бессильными.

— Послушай, мой мальчик. Почему бы тебе не остановиться на этой стадии? Нам подвернулась возможность купить театр в Бирмингеме, у него отличная репутация; с твоими талантами из него можно сделать конфетку. Я давно положил на него глаз. Что, если я куплю театр и оформлю на тебя дарственную?

Стивен покачал головой.

— Прости, папа, я не в силах сейчас уехать. Спасибо за предложение.

У Патрика Кроссли побагровела шея.

— А если я не оставлю тебе выбора?

— Это ничего не изменит. Ты давно разрешил мне идти по жизни своим путем, и теперь поздно что-либо менять. Если ты меня уволишь, я всегда найду другую работу в этом городе.

Старший из мужчин откусил кончик сигары и швырнул в огонь.

— Не знаю, что с тобой творится. Я лично никогда не терял головы из-за женщины… ну, может быть, один раз… Ладно. Постарайся хотя бы поскорей разделаться с этой историей. И если ты хоть чуточку дорожишь моим добрым именем, не доводи дело до скандала. Обещаешь?

— Приложу все усилия.

— И еще я прошу тебя выкраивать хоть немного времени для работы. Считай это сыновним долгом.

— Хорошо, — сказал Стивен. — Сделаю все, что в моих силах, чтобы дела не пострадали.

* * *

И еще один отец разочаровался в сыне, но проявления этого разочарования оказались более завуалированными. Фредерик Фергюсон не привык действовать столь прямолинейно. Его досада выразилась, например, в том, что он раскритиковал бархатное пальто Брука, заявив, что пора покупать новое: мастера на фабрике — и те лучше одеваются. Когда Брук упомянул о написанном весной стихотворении, мистер Фергюсон выразил пожелание, чтобы в следующий раз он посвятил стихи красильням. Стоило Бруку вспомнить о поездке в Блэкпул, как мистер Фергюсон в резкой, обидной форме стал поправлять в деталях.

Обычно заступавшаяся за мужа Корделия в это время находилась в спальне и вышла к столу, когда ссора была уже в полном разгаре.

Бледный, как смерть, Брук стоял перед отцом и отважно отражал нападение.

— Каковы бы ни были твои намерения, папа, все равно ты не имел права так говорить. Мне осточертело постоянное вмешательство в наши дела. Обойдемся без твоих советов. Я не намерен и дальше терпеть издевательства!

— Мой мальчик, тебе нет необходимости повышать голос. А если ты усматриваешь издевательство в любом, отпущенном твоей жене, комплименте… Даже Корделия согласится, что это просто смешно.

— Прошу прощения, — пролепетала она, — я не слышала, о чем идет речь.

— Я сказал, что высоко ценю ваши административные таланты, дорогая. Что это, если не обыкновенная похвала, пусть даже и с долей шутки?

— Ты сказал не только это! — Брук повернулся и выбежал из столовой, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Фредерик Фергюсон высоко вздернул брови.

— Молокосос. Невоспитанный мальчишка. Я считал, что мой сын выше таких вещей.

— Э… Фредерик, — отважилась подать голос тетя Тиш, откладывая вышивку. — Мальчик очень чувствителен, вот и все. У него нежное сердце.

— Корделия, я сказал Бруку, что хочу взять вас с собой на фабрику. Вы не пожалеете.

— Спасибо, с удовольствием поеду.

Она почувствовала на себе один из тех долгих взглядов, какими мистер Фергюсон, впав в задумчивость, нередко пугал знакомых — не отдавая себе в этом отчета.

Наконец он снова заговорил:

— Для человека с практической жилкой такая поездка должна послужить стимулом. Жаль, что вы родились женщиной и в силу этого были лишены возможности развить в себе деловые качества.

Позже, оставшись наедине со старой дамой, Корделия спросила:

— Тетя Тиш, что такого мистер Фергюсон сказал Бруку?

— Ничего особенного. Просто похвалил вас и высказал предположение, что от вас на фабрике было бы больше толку. А Брук пусть сидит дома и присматривает за кухарками.

— О… Не слишком тактично с его стороны.

— В последнее время Брук пытается давать отпор — как Маргарет. Он еще поплатится за это. Брат отыграется на нем.

Бледное, одутловатое лицо тети Летиции выражало крайнюю тревогу. Всем была известна ее преданность племяннику.

— Тетя Тиш, расскажите мне побольше о том времени, когда Маргарет была жива. Я уже полтора года живу в вашей семье, но как будто еще не знаю вас как следует — разумеется, за исключением Брука. Возможно, будь вы откровеннее, от меня было бы больше проку.