Корабль Иштар

Голос был необычайно звучный и музыкальный, какой-то органной глубины. Говоривший сидел во главе длинного стола, накрытого на троих. Это все, что я увидел до того, как взглянул ему в глаза. После этого я перестал на какое-то время замечать, что происходит вокруг. Таких живых глаз густой сапфировой синевы я еще никогда не встречал. Огромные, немного раскосые, они сверкали, словно из них бил настоящий родник жизни. Но их жесткий блеск в самом деле больше всего напоминал сияние самоцветов. Лишенные ресниц, немигающие, словно у птиц или змей, глаза неотрывно смотрели на меня.

Мне потребовалось определенное усилие, чтобы оторваться от них и взглянуть в лицо их обладателю. Лоб его был непомерно велик. Возможно, конечно, совершенно лысая голова прибавляла ему высоты. Но мне показалось, что огромный купол, самое меньшее, вдвое превосходил лоб обычного человека. Узкие длинные уши явственно заострялись кверху. Тяжелый крючковатый нос нависал над длинным массивным подбородком. Полные губы классического греческого очертания были неподвижны, как у античной статуи. И все это огромное, круглое, гладкое, без единой морщинки, лицо сохраняло абсолютную неподвижность. Лишь глаза жили на нем. И сверхъестественная их живость производила жуткое впечатление.

Громадная бочкообразная грудь, вздымавшаяся над столом, дышала необычайной жизненной силой и наводила на мысль о гигантских размерах всего тела.

С первого же мгновения все, кто видел этого монстра, попадали, вероятно, под власть исходящей от него нечеловеческой силы.

- Садитесь, Джеймс Киркхем, - снова зарокотал звучный голос. Из-за спины громилы вынырнул незамеченный мной дворецкий и поставил стул по левую руку от него.

Я поклонился этому странному человеку, державшему в своих руках мою жизнь, и молча уселся рядом.

- Вы, должно быть, проголодались после столь длинного путешествия? - спросил он. - Очень любезно с вашей стороны, Джеймс Киркхем, что вы исполнили эту мою прихоть явиться сюда.

Я быстро взглянул на него, но не заметил и намека на издевку.

- Я вам очень обязан, сэр, - ответил я с нарочито изысканной вежливостью, - за столь увлекательное путешествие. А что касается вашей шутки о прихоти, то что же мне оставалось делать, если ваши посланцы были… хм, так красноречивы…

- О, да, - кивнул он. - Доктор Конзардине действительно обладает исключительным даром убеждения. Он сейчас присоединится к нам. Но что же вы? Ешьте, пейте.

Дворецкий разлил шампанское. Я поднял свой бокал и невольно залюбовался им. В моих руках сверкало бесценное сокровище - несомненно, древний кубок, искусно вырезанный из горного хрусталя.

- Да, - заметил мой хозяин, как будто читая мои мысли, - действительно редчайший экземпляр. Это бокалы для вина халифа Гаруна аль-Рашида. Когда я пью из него, мне кажется, что я вижу его самого, окруженного его излюбленными друзьями-собутыльниками среди великолепия двора в старом Багдаде. Передо мной пробегает череда прекрасных и пресыщенных удовольствиями арабских ночей. Тысяча и одна ночь. Эти бокалы, - задумчиво продолжал он, - сохранил для меня покойный султан Абдул Хамид. По крайней мере, они принадлежали ему, пока я не захотел взять их себе.

- Вы, должно быть, привели очень», га, убедительные аргументы, чтобы заставить султана расстаться с бокалами, - пробормотал я.

- Как вы уже заметили, Джеймс Киркхем, мои посланцы чрезвычайно красноречивы, - учтиво ответил он.

Я пригубил шампанское. Даже если бы от этого зависела моя жизнь, я не смог бы скрыть удовольствия.

- Да, - пропел мой странный хозяин, - вино очень редкого виноградного сбора. Оно было специально приготовлено для короля Испании Альфонсо. Но опять-таки мои посланцы проявили чудеса красноречия. Наслаждаться его исключительными качествами в полную меру мне мешает только сожаление о том, что этого лишен милый моему сердцу король Альфонсо.

Я допил вино почти с благоговением. И с наслаждением принялся за холодную птицу с нежнейшим мясом. Мое внимание привлекла золотая ваза для фруктов, усыпанная драгоценными камнями. Она настолько поразила меня своим изяществом, что я даже немного приподнялся на стуле, чтобы получше ее рассмотреть.

- Работа Бенвенуто Челлини, - заметил мой хозяин, - один из его шедевров. Италия берегла его для меня много веков.

- Но Италия никогда по доброй воле не отказалась бы от подобного сокровища! - воскликнул я.

- Нет, она рассталась с ним вполне добровольно. Совершенно добровольно, уверяю вас, - успокаивающе ответил он.

Я огляделся вокруг: тускло освещенная комната, так же как и огромный холл, была хранилищем изумительных сокровищ. Если хотя бы половина тех вещей, что я успел заметить, были подлинными, то содержимое только этой комнаты стоило миллионы. Но даже американский миллиардер не смог бы собрать такие вещи.