Корабль Иштар

На следующий день за завтраком я познакомился с несколькими очаровательными людьми. Среди них был австралийский майор, храбрый и обаятельный негодяй. Мы вместе отправились на верховую прогулку. Выбрали мы другую дорогу, не ту, по которой я ездил с Конзардине. На небольшом участке она шла параллельно шоссе. Открытый маленький щеголеватый двухместный автомобиль, словно красивый жучок, жужжал на дороге, направляясь к замку. За рулем была Ева. Она приветливо помахала рукой. Австралийский майор принял это на свой счет и отметил, что проехала чертовски хорошенькая девочка. Все вокруг наполнилось сверкающей жизнью, ведь я мог увидеть Еву сегодня ночью? Больше всего на свете мне хотелось именно этого.

После того как мы отвели лошадей на конюшню, я битый час околачивался вокруг террасы для отдыха, надеясь хоть мельком увидеть Еву, а может, даже и шепнуть ей несколько слов. Около четырех часов явился Конзардине и уселся за столик рядом со мной.

Ему как будто было не по себе. Он выпил два бокала, поговорил о том о сем, но что-то явно не шло у него из головы. Я не без опасения ждал, когда он заговорит. Наконец он вздохнул, передернул широченными плечами и начал:

- Ну что ж, горькая пилюля не станет слаще, если долго собираться принять ее. Идемте со мной, Киркхем. Сатана приказал.

Я живо вспомнил заявление Конзардине о том, что если его хозяин прикажет, он без колебаний схватит меня. Я был потрясен.

- Это означает арест? - спросил я.

- Отнюдь нет, - ответил он. - Сатана хочет, чтобы вы кое-что… кое-кого увидели. Не спрашивайте, зачем ему это понадобилось. Я не знаю. Возможно, я догадываюсь… Но не задавайте мне вопросов. Пойдемте.

Сильно озадаченный таким оборотом, я пошел за Конзардине. Когда мы наконец остановились, я решил, что мы находимся в одной из башен, и довольно высоко. Мы стояли в маленькой пустой комнате, точнее даже не в комнате, а в склепе. Одна из его стен была немножко закруглена и выдавалась к нам. Конзардине подошел к этой стене и пригласил меня стать рядом. Затем нажал скрытую пружину.

На уровне моих глаз открылось окно размером с квадратный фут.

- Взгляните туда, - приказал он.

Я посмотрел: все было залито ярким, очень неприятным бледно-фиолетовым светом. Я услышал тонкий заунывный звук, тихий, но непрерывный, на одной ноте. Я не настолько музыкален, чтобы определить ноту, но мне показалось, что это напоминало звук, возникающий при полете пчелы. Это тоже было неприятно. Свет и звук сильно действовали на мозг, затуманивая рассудок.

Сначала мне показалось, что я смотрю в какой-то шарообразный зал, где собралась толпа людей, все они стояли лицом к центру зала. Потом я понял, что этого не может быть, потому что все люди находились в одинаковых позах - припав на одно колено. Казалось, что там тысячи коленопреклоненных людей, один за другим, ряд за рядом уменьшаясь, исчезают в бесконечности.

Я посмотрел вправо и влево. Там тоже стояли коленопреклоненные мужчины, но уже в профиль. Я взглянул на потолок: там они висели вниз головой.

Я снова перевел взгляд на стоявших ко мне лицом. Удивительно, как багряно-фиолетовый свет и ноющий звук затуманивали мозг. Из-за них я никак не мог осознать, что происходит.

Через некоторое время до меня дошло, что эти тысячи лиц неотличимы друг от друга.

И каждое лицо - лицо Кохема!

Это было лицо Кохема, искаженное, перекошенное мучительной гримасой, отраженное в тысячах зеркал, которыми были выложены круглые стены и потолок необычного помещения. Сфера примерно семи футов в диаметре была выложена изнутри зеркалами. Все зеркала были сфокусированы на круглой зеркальной плите внизу, на которой и стоял коленопреклоненный Кохем, созерцающий свои бесчисленные отражения, отчетливые и ясные, в этом проклятом багряно-фиолетовом свете.

Вдруг Кохем вскочил на ноги, беспорядочно размахивая руками, как сумасшедший. И тотчас, словно множество роботов, вскочили и замахали руками его бесчисленные отражения. Он повернулся - и они все как один, уменьшаясь ряд за рядом, повернулись следом. Он бросился ничком на плиту. И я понял, что хотя глаза его были закрыты, он все равно чувствует глядящее на него собственное лицо, покоящееся на тысячах затылков, отраженных на потолке. И еще я понял, что ни один человек не сможет долго пробыть в этой комнате с закрытыми глазами, рано или поздно он их обязательно откроет, чтобы смотреть, смотреть, смотреть…

Содрогнувшись, я отпрянул. Это было настолько чудовищно, что можно было потерять рассудок. Спать там было невозможно. Звук волынки изматывал нервы, не давая заснуть. Свет тоже гнал прочь сон, взвинчивая до последней степени и без того напряженные нервы. И бесчисленные множества живых, повторяющих малейшие движения лица отражений медленно и неумолимо сводили с ума.

- Ей-Богу… Ей-Богу… - бессвязно бормотал я побелевшими губами. - Пуля была бы милосерднее, Конзардине…

Он подтащил меня обратно к дыре.

- Просуньте туда голову, - холодно приказал он. - Вы должны увидеть себя в зеркалах, а Кохем должен увидеть вас. Так приказал Сатана.