Корабль идет дальше

«Аскольд» поразил меня. Огромный пароход, грузоподъемностью около десяти тысяч тонн. До войны такие у нас были редкостью. Приемку судна мы оформили быстро. Оно уже кончало погрузку. Шли мы в Швецию, а потом в Гамбург за грузом.

Тихим сентябрьским вечером «Аскольд» покидал Ленинград. Я пошел на свое место на бак, к якорю. Зазвонил телефон с мостика. Я поднял трубку и услышал спокойный голос капитана:

— Отдать носовые!

«Аскольд», освобожденный от швартовов, начал медленно двигаться вперед. Предстоял довольно сложный маневр. Надо было развернуться носом на выход. При такой длине парохода, с моей точки зрения, был необходим буксир, а то и два. Капитан почему-то не заказал их, и теперь я с беспокойством и волнением наблюдал за поведением судна. Казалось, что оно сейчас навалит кормой на причал. Но в самый последний момент мы почувствовали, как пароход рванулся вперед, видимо на мостике дали полный ход, и корма чисто «пролетела» — не прошла, а именно «пролетела»— опасный угол причала. Откровенно говоря, в тот момент у меня сжалось сердце. Маневр был смелым, рассчитанным и заранее продуманным. Капитан чувствовал себя уверенно на таком большом судне.

Первую ходовую вахту я отстоял с благоговением. Ведь она была первой после четырехлетней разлуки с судном. Все радовало меня: и легкое покачивание палубы под ногами, и небо, золотистое от утренней зари, и море с белыми барашками, и ветер, напоенный непередаваемым запахом соленой воды…

Наконец-то я на судне, в открытом море. Я вспомнил, как, запряженные в телегу, тяжело нагруженную продовольствием и почтой для охранников, мы, трое лагерных «лошадей», еле живые, задыхающиеся от усталости, под истошные крики солдата, поднимались из города в замок… Сквозь залитые соленым потом глаза я видел море, палуба дрожала под ногами… Но тогда это было галлюцинацией. Сейчас — действительность.

Прояснился горизонт. Я вытащил секстан и, хотя к тому не было никакой необходимости — мы шли в >районе островов Финского залива, — взял несколько высот. И об этой минуте я мечтал в Вюльцбурге, когда, поднимая голову к чужому небу, видел такие родные мне звезды, по ним мы всегда определяли место судна…

Нет, не дрожала рука, как я опасался, высоты брались надежно. Перед сдачей вахты на мостик поднялся капитан. Он ничего не сказал мне и принялся прохаживаться от крыла до крыла. Я сдал вахту третьему помощнику, позавтракал и окунулся в массу судовых дел. У старпома всегда дела.

Старшим механиком на «Аскольде» плавал молодой одессит И. Ф. Куркоид. Познакомился я с помполитом Г. Е. Чумаковым. Как только мы обменялись рукопожатием, он, улыбаясь, сказал мне:

— Вы уж с нашим «дедом» поладьте. Страшный перец. Но парень отличный и работник — высший класс.

— Я не совсем понимаю вас…

— Очень просто, — оживился Чумаков. — Не надо проводить резкую грань — это, мол, палубная команда, а это машинная. У нас одно общее дело, один экипаж…

— Совершенно согласен.

— Ну, вот и отлично. Не совсем тут у нас с этим благополучно. Не знаю, кто виноват? Не то «дед», не то ваш предшественник, а скорее всего мы с капитаном. Как-то не обращали внимания. Ну, теперь все по-другому организуем. Так вы мой союзник?

— Полностью.

— Выйдем в море, начнем налаживать отношения.

Но наши отношения со стармехом сразу же сложились хорошо. Наверное, мы почувствовали симпатию друг к другу, или Ивану Федоровичу польстило, что я без всякого стеснения обратился к нему с просьбой рассказать о трубопроводах и судовой шпигатной системе. Он сделал это с величайшим удовольствием, переоделся в комбинезон и часа два водил меня по всему судну. Я удивлялся его памяти. Он знал все. Как выяснилось впоследствии, он был «богом машины», изучил судно от киля до клотика, работал на нем с приемки и на первых порах оказал мне большую помощь. Характер он имел, помполит сказал правду, вспыльчивый и горячий. Но я как-то сумел примениться к нему, и мы скоро подружились.

Палубная команда, за исключением боцмана, состояла из мальчишек лет по семнадцати-восемнадцати, набора военного времени, когда их брали на суда вместо настоящих матросов, которых не хватало.

— Три за одного, — смеялся боцман, разводя их по работам.

Это были веселые мальчишки, хохотуны, они почему-то всегда веселились, в строю стояли плохо, все время хихикали и шлепали друг друга по затылкам. Ну совсем как в пятом классе школы! И требовалось неуклонное наблюдение за «матросами», чтобы они не попрятались в закоулках огромного судна. Но в общем-то, когда приходилось трудно, мальчишки становились настоящими тружениками и работали не считая часов. Я до сих пор помню некоторые фамилии: Леоненков, Павлов, Багликов, Костин, Коломеец. Впоследствии из них вышли хорошие моряки.