Корабль идет дальше

— Одну минутку. Капитан отдыхает, — обиженно проговорил второй помощник и дал один продолжительный звонок. Это значило: «Старпома на палубу». Я вышел, поздоровался. Полковник брюзгливо повторил свою просьбу.

— Хочу видеть капитана.

Я заявил ему, что уполномочен решать все судовые вопросы и только в том случае, если он останется неудовлетворенным, потревожу капитана.

— Прошу ко мне в каюту, — пригласил я, пропуская военного вперед.

Тот с видимым неудовольствием последовал моему приглашению.

Когда мы уселись в кресла, я позвонил буфетчице три раза. Это был условный сигнал. Она знала, что надлежит делать. Через несколько минут в каюте появилась наша Зина в хрустящем накрахмаленном переднике и кружевной наколке с подносом в руках. На подносе стояли закуски и замороженная в холодильнике водка.

— О! — оживился полковник и подмигнул мне. — Хорошенькая девушка, а?

— У нас все такие. Прошу вас, — улыбнулся я, наливая его рюмку. — Help yourself, please [23].

Англичанин с удовольствием пил водку, закусывал белыми маринованными грибами, копченой рыбой, а в промежутках излагал свое дело. Оно было несложным. Полковник хотел знать, сколько тяжеловесных длинномеров мы сможем принять на палубу. Список с их размерами и весом он положил передо мной. Я вызвал второго помощника, объяснил ему, что хочет грузоотправитель.

— Обмерьте палубу и >набросайте план погрузки тяжеловесов. Вот… — я протянул ему список груза.

Мы мирно беседовали, пили кофе, полковник говорил о том, как надоела ему разбитая Германия, как хочется в свой коттедж в Гринвич, какие у него славные дочери, «и подумайте, близнецы!». Второй тем временем выполнил свою работу.

— Вот, пожалуйста, — сказал он, появляясь в каюте и передавая полковнику план погрузки.

— Так быстро? Ол райт! Значит забираете почти все. Ол райт, — повторил англичанин, убирая листок в карман и продолжая прерванный разговор. Минут через пять он встал, начал прощаться, очень благодарил за радушный прием, за скорое решение вопроса и неожиданно закончил словами:

— Все-таки я хотел бы повидать капитана.

Я позеленел от негодования. Каков гусь?! Кажется, все объяснили, все сделали, угостили по-царски и все же он требует капитана. Не может быть!

— Я, наверное, вас плохо понял, полковник. Вы ведь не сказали, что хотите видеть капитана?

— Именно это я и сказал. Хочу видеть вашего капитана, — упрямо повторил англичанин. Лицо его раскраснелось от выпитой водки, глаза, как мне показалось, глядели со злобной иронией.

— Хорошо, — холодно сказал я. — Прошу вас подождать в кают-компании, пока я поднимусь наверх и узнаю, сможет ли капитан вас принять.

Я молча провел его в кают-компанию, а сам, возмущенный до глубины души, постучал Михаилу Ивановичу. Он читал. Я рассказал ему о полковнике, сознательно затягивая разговор. Пусть «этот» посидит в одиночестве и подумает о своем поведении.

Когда я возвратился за >англичанином, он стоял и с интересом разглядывал портреты, развешанные на переборках.

— Капитан просит вас, полковник.

Мы постучали в дверь капитанской каюты и вошли.

— Чем могу служить? — спросил, вставая, Михаил Иванович.

— Я пришел выразить вам свое восхищение, — глаза полковника лукаво блеснули. — Я восхищен порядком на вашем судне. Мне приходится бывать на многих кораблях… После войны все так распустились, забыли о хороших традициях. Я восхищен вашими помощниками, их знанием английского языка, знанием дела, чистотой на судне… Я получил полную информацию по нужному мне вопросу. Я очень рад познакомиться с вами, господин капитан, — он вытащил визитную карточку и положил ее на стол. — Буду счастлив оказаться чем-нибудь полезным. А теперь не хочу мешать. Гуд бай, кэптен.

Я рассказал об этой сцене всем штурманам. Они были очень довольны. Даже высокомерный «томми» признал, что на советских судах знают дело, любят свои корабли и понимают, что такое капитан, нисколько не хуже, а может быть, и лучше, чем прославленные английские моряки.

Из Гамбурга «Аскольд» пошел разгружаться в Поти, а потом в Одессу. Здесь капитан и я получили предписание выехать в Ленинград.

В дождливый, холодный декабрьский день я уезжал. Получив билет, оставив вещи в камере хранения, я пошел на Приморский бульвар проститься с судном. «Аскольд» стоял на рейде еле видный из-за мелкой пелены дождя и тумана. Усевшись на парапет, я долго смотрел на огромный, расплывшийся корпус. Мне не хотелось расставаться с «Аскольдом». Я полюбил судно, его мальчишек, вспыльчивого «деда» и молчаливого капитана. Правда, мне всегда были тяжелы минуты расставания с судами. Как будто я покидал близкое существо. Наверное такое испытывают все моряки.

Екнуло сердце: может быть, чем-нибудь провинился? Да нет, все в порядке. Но тоскливое, сосущее чувство надвигающейся неприятности не проходило всю дорогу.

«Беня Крик»

По приезде в Ленинград я сразу же отправился в пароходство. В коридорах встретил нескольких вюльцбуржцев. Они были взволнованы, шептались, передавая друг другу какие-то слухи, и тоже ждали новых назначений.