Еще дрожали молодцы.
Пусть любопытный знает впредь,
Что угодить он может в сеть.
Порой впросак он попадет.
О чем Ганс Сакс и речь ведет.
Три бабы вместе как-то шли
И по пути тесьму нашли,
И хочет каждая весьма,
Чтоб ей досталась та тесьма.
«Так пусть же та из нас владеет
Тесьмой, которая сумеет
Обставить мужа всех хитрей», —
Сказала первая, и с ней
Все согласились. Вот бежит
Она домой, а муж лежит
В постели, да и дрыхнет спьяна.
Достала сажи и шафрана
И муженька от лба до губ
Раскрасила под свежий труп.
«Ты помер, бедный! — мужа будит. —
Ох, горе, что со мною будет?»
И тычет зеркало. Лицом
Муж, правда, схож был с мертвецом,
В харчевне прокутив всю ночку
И вылакавши чуть не бочку.
Женою в саван облачен,
Был утром в храм он отвезен.
Вторая баба прибежала
И спящим муженька застала:
И этот ночь пил напролет.
Супруга ножницы берет,
Ему тонзуру выстригает,
Как у священников бывает.
«Ну, батюшка, пора вставать,
Соседа Кунца отпевать!
И как бы не было обиды
Из-за задержки панихиды».
«Да что я, поп? Пусть поп идет!»
«Вас ждут, собрался весь приход!»
Лишь тут нащупал муж тонзуру
И в ризницу поплелся сдуру.
Неузнанный, надел стихарь
И важно шествует в алтарь.
И третья в дом спешит подруга,
Толкает своего супруга,
Который, хмелем обуян,
Храпит, как те, и тоже пьян.
Супруга, поплевав в ладошки,
Ему отряхивает ножки,
Как будто бы снимает пух…
«Вот пьяница, чтоб ты опух!
Одетый спит, кабан бесстыжий,
Вставай-ка в церковь! Ну иди же
Беднягу Кунца отпевать!»
Но муж в ответ: «Да что ты, мать?
Как нагишом пойду я к храму,
Ведь так не оберешься сраму?»
А та кричит ему в ответ:
«Ты что, ослеп? Ведь ты ж одет!
Вчера штанов не снял, пьянчуга!»
И так опутала супруга,
Что он нагим явился в храм
И подошел к святым дарам.
Тут поп орет: «Ты что ж, балбес,
В храм божий голышом прилез?»
А тот: «А ты как здесь читаешь?
Да ты ведь грамоте не знаешь!»
Так препирались два глупца
И рассмешили мертвеца.
Тот прыснул, обмерли два друга,
Но после первого испуга,
Увидев, что он жив, втроем
Отправились в питейный дом
Отведать доброго вина.
Кому ж тесьма пойти должна?
Хозяева и подмастерья,
Спрошу об этом вас теперь я.
Мне как-то сон мудреный снился:
У кладезя я очутился.
Из мраморных он сложен плит,
Из желобов златых налит
Водой горячей и студеной,
Людьми премного восхваленной.
То чудодейная вода:
У тех, кого томят года,
Кто сорок лет, как поседел,
Коль час в купели он сидел,
Так снова молодели разом
И дух, и телеса, и разум.
У кладезя не счесть толпы:
Монахи, рыцари, попы,
Ремесленники, горожане
И даже челядь и крестьяне,
Протискиваясь еле-еле,
Всем скопом двигались к купели.
А на дорогах от народу
Ну прямо-таки нет проходу!
Из ближних и из дальних стран
Набрался целый караван
Телег, носилок и саней.
Каких тут не было людей!
На костылях иные шли,
Кого и на горбу несли,
Ну, а иные в скорби слезной
На тачке ехали навозной.
Скопилась уйма старцев разных —
Чудных, в морщинах безобразных:
Кто лыс, кто вовсе без волос,
Их одолели тряс и чес,
Подслеповаты, глуховаты,
Беспамятны, придурковаты,
Всяк шамкает, в дугу согнут…
И уж такое было тут
Кряхтенье, харканье, сморканье,
И оханье, и воздыханье,
Что в пору вспомнить скорбный дом
Приставленных при деле том
Двенадцать банных мужиков
В купель сводили стариков.
Омоложались старики
И вскорости, душой легки,
Выскакивали из воды,
Резвы, румяны, молоды.
В них обновлялись ум и сила,
Ну словно им по двадцать было.
И не минет один черед,
Как уж другой к купели прет.
«Ей-ей! — подумал я во сне. —
Ведь шестьдесят два года мне,
Пошли на убыль слух и зренье.
К чему бы, право, промедленье?
Тебе не худо было б тоже
Отпариться от старой кожи».
И мне почудилось тотчас,
Что, догола разоблачась
И париться скорей изладясь,
Я было опустился в кладезь.
Да тут, глядишь, и сон долой.
Захохотал я над собой,
Помысля: «Ладно мне и гоже
Весь век таскаться в прежней коже.
Ведь зелья нет такой породы,
Чтоб Гансу Саксу сбавить годы».
Про хитрость ведали и встарь:
Убил раз цаплю пономарь,191
Снес женушке ее тотчас
И строгий отдает наказ —
Зажарить к ужину тайком:
Придет священник вечерком.
Не долго думала жена:
На вертел дичь водружена,
И вкусный запах, как назло,
Вмиг облетает все село.
Соседке невтерпеж узнать,
Что дух тот может означать.
Вбегает: «Цапля! Вот так раз!
Отведаем ее сейчас!»
А пономарша тетке: «Нет!
Как мужу мне держать ответ?»
«А! Что-нибудь ему сбрехни!»
И вот уж за столом они —
Вдвоем на кухне — для порядка
Съедают цаплю без остатка,
С вечерни пономарь домой
Ведет священника с собой
И женушке кричит: «Встречай!
На стол скорее накрывай!»
«А что нести мне, муженек?»
«Да цаплю! Разве невдомек?»
«Какую цаплю? Вот те на!
Тебе привиделась она!»
Муж со стыда сгореть готов —
От злости не хватает слов;
Уводит гостя он в кабак,
Честя супругу так и сяк.
Хозяйка же хитра, ей-ей,
Бежит к соседушке своей
И говорит: «Беда! Ахти!
Теперь мне шкуры не спасти!»
Та утешает: «Я, любя,
Стерпеть готова за тебя:
Уж коли надо отвечать,
Я лягу на твою кровать».
Случилось все по уговору:
Приходит муж в ночную пору
И, проучить желая женку,
Хватает за косы бабенку.
Как та ни билась, ни визжала,
А тумаков снесла немало.
Наутро пономарь встает —
Жена за прялкою поет.