Деятельность Военной комиссии вскоре мало-помалу заглохла. С одной стороны, в Совете рабочих депутатов образовалась собственная организация, ведающая военными делами, а с другой стороны, в Военном министерстве была создана Особая комиссия под председательством генерала Поливанова[66], которая взялась за выработку новых норм во взаимоотношениях солдата и офицера.
Вслед за Гучковым взял свой отказ назад и Милюков. Отрекся от престола великий князь Михаил Александрович, и формально вся полнота власти перешла в руки Временного правительства.
Старое правительство было заменено новым, но людьми того же класса, с теми же представлениями о структуре экономических отношений в государстве, сплошь сторонниками продолжения войны.
Еще деятели Государственной думы, возглавлявшие революцию, не вели ее, а их самих несла революционная волна, они же скорее пытались затормозить ее развитие. И естественно, выдвинутое ими новое правительство не могло являться революционным по существу.
На губернаторские кресла сели председатели губернских земских управ, т. е. лица, которые в прошлом являлись нередко кандидатами на губернаторские посты. Остальные агенты правительственной власти, гражданские и военные, оставались на своих местах, и почти никто из них не пытался объявлять о том, что его убеждения не позволяют ему работать в новых условиях.
Таковы были настроения всех агентов правительственной власти по той причине, что хотя старая исполнительная власть и была свергнута, но старые порядки, старая законность продолжали существовать, а потому, соответственно, революционно настроенные массы очень скоро стали относиться с недоверием к новой исполнительной власти, чем обуславливалась ее слабость и последующие правительственные кризисы.
Власть как будто находилась в руках буржуазии, и Временное правительство считало себя ответственным лишь перед Учредительным собранием, которое и должно было – это признавалось в то время почти всеми – разрешить все крупные принципиальные вопросы государственной жизни.
На деле один из крупнейших вопросов не терпел отлагательства – это вопрос о продолжении войны.
С другой стороны, жизнь выдвигала чуть ли не ежедневно все новые и новые задачи различного значения, но все требующие также немедленного разрешения.
При попытках разрешения этих задач очень скоро выяснилось, что Временное правительство получает возможность провести в жизнь свои постановления лишь при условии одобрения их Советом рабочих и солдатских депутатов. Таким путем в стране создалось двоевластие, которое, конечно, мешало нормальному течению государственной жизни и неминуемо должно было привести к конфликтам.
Таковые возникали беспрерывно и в конце концов привели к первому министерскому кризису Временного правительства: наиболее активные буржуазные министры – Милюков и Гучков – оставили свои посты.
Глава 3
Контрреволюция парламентарная
После революционного взрыва первыми опомнились финансисты. Большинству из них царя жалко не было, они готовы были обойтись без него и приветствовать республику. Однако только такую республику, которая обеспечивала бы им сохранение в их руках капитала, промышленности, торговли.
Между тем разбушевавшийся революционный поток грозил захлестнуть их твердые позиции, нужно было создать плотину, могущую его задержать. Для этого дела следовало прежде всего подыскать подходящего человека и предоставить в его распоряжение необходимые средства. Исходя из присущих им представлений, люди финансового круга решили, что без денег такой плотины не построишь.
С первых дней революции крупные пожертвования от банков, промышленных и торговых предприятий потекли к Родзянко[67]. В нем, возглавившем революцию с самого начала, хотели видеть человека, который сможет руководить ею и в дальнейшем и при этом, конечно, надежно охранять интересы крупных собственников и представителей капитала.
Однако авторитет Родзянко продержался очень недолго: в правительство он не вошел, влиянием в нем не пользовался, сам лично дальше патриотической проповеди о необходимости продолжения войны до победного конца не шел. От него отшатнулись и в поисках подходящего человека обратились к Керенскому.
У Родзянко и в помине не было той популярности, которой пользовался Керенский[68] в начале революции в широких демократических кругах. В то же время он являлся сторонником сотрудничества с буржуазией, от него нельзя было ждать той ломки всего старого уклада жизни, чего так опасалась буржуазия, ломки, которую несло с собой левое крыло Совета рабочих и солдатских депутатов. При этом он отдавал дань и патриотическому чувству своей готовностью продолжать войну до победного конца. Все это делало его наиболее подходящим к моменту человеком.
Керенский сделался, положительно, кумиром в буржуазных кругах. Деньги потекли к нему как из рога изобилия, а на митингах, на которых он выступал, его портреты продавались с аукциона за десятки тысяч рублей.