Контрреволюция

Об этом свидетельствуют те бесчисленные приветственные телеграммы, адреса и депутации, которые приходили не только из организаций с преобладанием буржуазного элемента, как городские думы, земства, приходы, но и от рабочих крупнейших фабрик, заводов и копей. Если рабочие заводов Петроградского района шли в Таврический дворец потому, что там заседал их орган, с которым они поддерживали связь с первых дней революции, – Совет рабочих депутатов, то приветствия из провинции шли сплошь на имя Государственной думы и ее председателя. И. В. Сталин в своих статьях в 1917 году отмечает инертность провинции, в каковой первое время после революции нашло опору Временное правительство. В первые дни марта эта инертность по отношению к революции проявлялась в приветствиях по адресу того органа, который, не являясь революционным по существу, силою обстоятельств вынужден был возглавить революцию на ее первых шагах – по адресу Государственной думы. Говорить нечего, что такие настроения продержались очень недолго. Авторитет Думы не только в столице, но и в провинции угасал на наших глазах с каждым днем, в то время как в удвоенной пропорции росло влияние Совета рабочих депутатов. С утратой авторитета Государственной думой все больше и больше сторонилось ее и Временное правительство, которое вышло из ее же рядов.

Кроме председателя Совета министров князя Львова, все остальные министры являлись политическими деятелями, членами парламента.

Львов был очень популярным земцем (зачеркнуто: деятелем. – Прим. сост.), но отнюдь не активным политическим деятелем, а скорее хозяйственником. Может быть, это и являлось причиной выдвижения его на ответственный пост главы правительства в момент, когда война подорвала производительные силы страны (зачеркнуто: мира. – Прим. сост.).

Все члены Совета министров, конечно, сознавали, что буржуазная Дума должна быстро потерять значение в стране, охваченной революцией, а потому заблаговременно отгораживались от нее, считая себя ответственными лишь перед предстоящим Учредительным собранием.

Временное правительство сформировалось не без трений.

П. Н. Милюков[51], которому был предложен портфель министра иностранных дел, и Гучков, будущий военный министр, в первый же день сформирования Временного правительства стали отказываться от вхождения в состав его.

Милюков отказывался из принципиальных соображений. По складу своего характера и мышления он был непреклонный доктринер. Упрямый приверженец конституционной монархии, он не допускал создания правительства иначе как по передоверию власти министерству главой страны – монархом. Милюков точно не хотел считаться с тем, что в стране революция и что в ходе ее может оказаться невозможным придерживаться тех форм правительственной структуры, которые пригодны в мирном течении жизни страны.

Между тем отношение масс к монархии должно было бы быть ему известно уже по личному опыту: в одном из полков Петроградского гарнизона, когда он заговорил о желательности утверждения в России конституционной монархии с прежней династией, с регентством великого князя Михаила Александровича, из толпы послышались протесты: «Долой великих князей… он опять хочет насадить нам на шею монархов». Ему с трудом удалось успокоить собрание заявлением, что он высказал лишь свое личное мнение. Однако, по-видимому, он остался при прежних убеждениях и надеялся все же провести их в жизнь.

Милюков был человек не только высокообразованный, но обладал и известным научным стажем. Он был профессором истории, был знатоком конституционного устройства всех европейских стран и Америки, основательно знал несколько иностранных языков.

Глава Конституционно-демократической партии, так называемой кадетской, со дня ее возникновения, он был в то же время членом III и IV Государственных дум.

Высокая эрудиция Милюкова вызывала во мне уважение к нему, но проводимая им политика часто казалась мне непоследовательной. Исповедуя парламентаризм, т. е. порядок, который на каждом шагу требует компромиссов, он обычно ни на какие компромиссы не шел. Его непреклонность часто создавала большие затруднения при заключении соглашений между политическими партиями, которые с современной точки зрения свободно укладывались в один «ящик».

Однако в те времена эти, казалось, близкие по существу партии в некоторых вопросах, главным образом в своих отношениях к царской власти, стояли на труднопримиримых позициях, и соглашения меж ними добиться было нелегко. Во время войны создано было соглашение между центральными партиями Государственной думы под названием «Прогрессивный блок»[52]. Он объединил «Националистов»[53], партию «Центра»[54], «Октябристов»[55], «Кадетов»[56]. Все это были либералы различных толков, но сговориться на общей политической линии им было нелегко, и упрямство Милюкова не раз грозило разрушить налаживающееся соглашение.