Контрреволюция

Капиталистов, вывезших из России значительные средства и драгоценности, было очень немного. Это были, по преимуществу, лица, связанные с крупными банками и международной торговлей, имевшие крупные вклады в заграничных кредитных учреждениях или большие запасы валюты на руках. Очень мало было владельцев недвижимой собственности за границей. Часто можно было встретить в Париже былого владельца крупного состояния в России в потрепанном пиджаке, с бахромой на штанах. Владелец нескольких тысяч десятин чернозема на Юге России граф Ностиц ютился в самом захудалом отеле. У его жены сохранились бриллианты и какой-то особенно драгоценный жемчуг, но она не хотела ему простить того, что не купил ей в свое время дома в Париже, а подарил дом в Петербурге.

Исключительно хорошо оказались о беспеченными владельцы нефтеносных земель, вроде Манташева[314] и Чермоева, а также дельцы, пристроившиеся к этим нефтяным тузам, вроде бывшего члена Государственной думы, присяжного поверенного Аджемова. Дело в том, что после Гражданской войны крупнейшие английские и американские нефтяные компании стали добиваться получения от Советского Союза аренды на прииски в Баку и Грозном. В то же время для обеспечения тыла на случай политических сдвигов в России они скупали у крупных русских нефтепромышленников акции их предприятий или даже права на принадлежащие им нефтеносные земли. Скупали, конечно, за ничтожный процент с фактической стоимости этих земель, но так как фактическая стоимость выражалась во многих миллионах рублей золотом, то Манташев и Чермоев получили суммы весьма значительные во франках. Размер этих получек мне, конечно, неизвестен, но я знаю, что Манташев, и в России увлекавшийся конским спортом и державший там большую скаковую конюшню, завел и во Франции первоклассную конюшню и даже выиграл крупнейший приз сезона – «Большой Приз г. Парижа».

С небольшими деньгами было невозможно завести такое дело. Затраты нефтяных королей пропали даром, так как советское правительство никакой аренды им не предоставило и гарантийный расход оказался ненужным.

Бывший министр финансов царского правительства Барк[315] вел, по поручению английского правительства, какие-то банковские операции в Австрии и настолько успешно, что получил от английского короля титул «сэра», не говоря уже о солидном денежном вознаграждении.

Один из последних премьеров царского правительства, граф Коковцев, возглавил парижское отделение крупного русского банка, ведшее и раньше самостоятельные операции за границей.

Владелец крупнейшей в России булочной, известный Филиппов[316], сумевший вывезти запасы валюты, организовал и в Париже большую булочную, однако он жаловался, что дела идут неважно, много хуже, чем в России: «Ведь таких консерваторов в своих привычках, как французы, других нет… – говорил он мне, когда я зашел в его магазин. – Они привыкли к своим батонам и “круассанам” и знать других сортов не хотят, а ведь у нас в России выпекалось до семидесяти различных сортов хлеба…» И он стал перечислять: калачи, сайки, сушки, французские булки… и так без конца.

Несколько гвардейских офицеров организовали товарищество, открывшее ресторан, в котором подавались русские блюда; в нем охотно собирались русские беженцы, но французов он привлекал мало.

Было открыто несколько магазинов, кукольная мастерская, два или три гаража автомобилей, две-три швейные мастерские… но все это были редкие явления. Огромное большинство эмигрантов в Париже работало на заводах Рено или Ситроена.