Контракт

Только не это, только не это, что угодно, только не это — Илона даже дрожь ощутила, что означало надвигающуюся истерику, в таких случаях она предпочитала забыть о причине раздражения намертво, это актерствующие дилетантки по любому поводу руки заламывают, по-настоящему подверженные приступам показухи избегают.

И каждый раз Илонины интрижки, длительные или мимолетные, натыкались на «только не это». Претенциозный молодой писатель Алик, считающий себя стильным парнем, отправлен ею на свежий воздух без суда и следствия еще до встречи с Павлом. Тоже — «только не это». Стареющий владелец газет и пароходов Марк Савельевич получил от ворот поворот еще до встречи с писателем, «только не это». Как долго она могла бы перечислять — слухи, естественно, не в ее пользу, не принято верить, что женщина может сама бросать мужчин с методичной последовательностью, одного за другим бросать без права переписки, такие фразочки под кодовым названием «не верь не бойся не проси» Илона обожала. Да, она свободна в выборе, за что мамочке спасибо огромное. Если б не Тинины деньги — пришлось бы туго, никто ведь не знает, как и на что покупает она свои сумочки и пальтишки, обставляет квартиру — о чем постоянно докладывает широкому читателю не то чтоб в деталях, но ситуацию в общем и целом описывает добросовестно.

Создает эффект присутствия могущественного покровителя, нечто вроде Большого Брата — он за другими тайно подсматривает, а Илоне тайно помогает. Она поясняет любопытствующим, всегда ведь есть люди, задающие неудобные вопросы, получающие удовольствие от самого произнесения слов с повышением интонации к концу фразы, когда в очередном вопросе очередной каверзный подтекст, она отвечает незамедлительно, слегка тягучим голосом, кокетливо протягивая гласные, приподнимая левое плечико при этом (она даже не чеканит: какое твое мудачье дело, закрой фонтан и заглохни, придурок, — нет, нет и нет, Илона мила и вежлива): «Моя карточка время от времени пополняется сама собой, не могу найти этому никакого объяснения».

А это мама Тина, ее имя неизвестно в Питере никому. Да и вообще, образ матери Илона растоптала, разрисовала так ожесточенно и утрированно — сил нет, но и подозрений о родительских взносах тоже нет. Дочь, брошенная на произвол судьбы в нежном юношеском возрасте, пробивалась сама. Нежный подснежник решителен — Илона тоже не промах, таранила пласты равнодушия, недоброжелательства, снисходительности. Насчет снисходительности — усердствовала особо. Стреляла бы надутых индюков-идиотов за преследовавшее ее по пятам снисходительное, да что там, презрительное, иначе не скажешь — «ну что вы такого можете, смазливенькая милашка, не более». Холопы подозревают холопство в других. А тут секрет такой и везение, подростком неприкаянным выстраданное: деньги матери, гарантированно валящиеся с неба вместе с курьером. С нарочитой размеренностью метронома.

Илона не суетится, она спокойно и царственно дает отставку одному за другим, вслух и письменно кручинясь, что уж замуж невтерпеж.

Подумал бы кто, факты бы сопоставил: ну зачем ей замуж? Свободна и невидима, несмотря на кажущуюся публичность персоны. Она сама задумалась как-то — зачем ей замуж-то? Ответ простой, банальный, читатели б ей не простили такой примитив, Илона ведь цитатами ни к селу ни к городу сыплет, нецензурщину небрежно, мизинчик отогнув, употребляет, как травку легкую покуривает — силуэт и образ объемней выглядят, простор для фантазий. Немудреный у Илоны ответ: любить и быть любимой, такой брак ее устраивает, другого не надо.

Она завтра же позвонит, договорится о встрече, пусть Митя сыграет для нее начало знаменитой «Сонаты» Эмиля Барденна, там пастораль сменяется фанфарами. Призывные фанфары — к бою. К любви и победе.

Предконкурсная лихорадка

Концерт Эмиля Барденна для фортепиано с оркестром, пять этюдов, прелюды и соната — три тура, три тура, три тура, расписание конкурса уже вывешено. Без Митиной фамилии, конечно, только даты прослушиваний, но Митя почему-то не сомневался, что дойдет до финала. Он даже не сомневался, что выиграет. Трудно сказать, что придавало ему уверенности, но сомнения не посещали. В квартирке дома на Сенной площади соседей гаммы по утрам не тревожили, Митя просыпался поздно. Зато ночами играл до того момента, пока терпели.