К юбилею было приурочено и освящение храма Гроба Господня в Иерусалиме. Этот праздник на Святой земле стал кульминацией всей жизни императора Константина Великого.
Посещение храма, возведенного на месте, где Господь восстал из мертвых, произвело на Константина сильнейшее впечатление. Как он признался Евсевию, он снова, даже днем, слышал голос Спасителя. Это принесло ему облегчение. С его плеч спало тяжкое бремя вины. Ради этого, втайне от всех, он и приезжал в Иерусалим.
Во время этого путешествия Константин нередко призывал к себе Евсевия и вел с ним откровенные разговоры, которые летописец по свежей памяти записывал. В одной из таких бесед император в очередной раз сокрушался по поводу гибели любимого сына Криспа.
— Если бы я был мудр, как Диоклетиан, — сказал Константин, — и заранее объявил бы, что по истечении двадцати лет моего правления отрекусь от трона, тогда Крисп был бы сейчас жив и был бы августом Империи. Но глупая жажда власти не позволила мне так поступить. Так что в его смерти я виноват больше всех.
Евсевий ответил:
— Ты забыл, доминус, что после отречения Диоклетиана Империя скоро распалась. И если бы не твоя воля, сегодня это наверняка была бы Империя язычников. И в ней христиане были бы изгоями.
Константин спросил своего друга:
— Бог когда-нибудь простит меня?
— Я уверен, что простит, — ответил Евсевий. — Никто не заслужил Его прощения и Его милосердия больше, чем ты, доминус.
* * *Той ночью Константину приснился странный сон. Будто висит он, распятый на кресте, — в центре великолепного храма. Над крестом, в круглом отверстии купола голубеет небо. Но купол так высоко, что небо — не больше монеты.
К кресту подходит Пилат с табличкой, ставит ее на кресте. Написано: «Константин Наиссей. Царь Византийский».
Константин, корчась от нестерпимых болей, шепчет: «Боже! Для чего Ты меня оставил?»
В ответ у подножия креста, словно из воздуха, является человек в белоснежном хитоне.
— Ты звал? — говорит.
Константин приоткрывает глаза и спрашивает о том, что мучает его с момента гибели любимого сына:
— За что, Господи, чаша сия?
Вместо ответа Иисус произносит:
— Посмотри на небо.
Константину страшно и подумать об этом: малейшее движение отзывается страданием. И тут вдруг он чувствует, что боль ушла, ушла совсем. Он подымает голову к куполу, видит голубую монету неба. И в следующий миг яркий луч солнца слепит ему глаза.
— Вот так и ты, кесарь, ослепил Мою церковь золотым светом власти, — говорит Иисус. — И теперь это уже не Моя церковь, а твоя, земная. Ты хотел, чтобы церковь мыла тебе ноги, кесарь, и ты добился своего. Но в Моем царстве правят не кесари.
Константин говорит, как бы оправдываясь:
— Господи! Я только хотел укрепить Твою Небесную власть своей царской властью.
— Ты хотел одно, а вышло другое… Ты создал при себе партию хитрецов и фарисеев.
— Да, Господи, мои грехи велики. Но разве я не искупил их тем, что поставил столько великих храмов в Твою честь?
— Ты поставил памятники себе, кесарь. Не нужны Мне такие роскошные. Мой храм строится в душе человеческой. А зачем душе блеск и роскошь? Твой блеск мешает людям говорить со Мною.
— И что теперь прикажешь с этими храмами делать? — мрачно спрашивает Константин. — Разрушить их?
— Это сделают без тебя. И не один раз.