— Нет, Кирилл и вы к шефу с
— Уже. — Отозвалась русоволосая, дотоле сидящая рядом с брюнеткой, одновременно вставая с нетбуком, не отводя от него взгляда и направляясь на выход, — сейчас состыкую с протоколами наркоконтроля и все будет готово и готово правильно. Кирьянов, Сергей Борисович и Алексей Матвеевич, мне требуется ваша помощь.
Еще трое мужчин поднялись с дивана и так же как она, фактически не поднимая взглядов от гаджетов в руках, отправились за ней.
А голос продолжал координировать:
— Зелимхан и Аркаша, остаетесь здесь до выяснения всех обстоятельств и получения результатов токсикологии.
— Продолжать? — спросил Зелимхан и, после краткой паузы, пока я глядя в поднос, на неверных ногах двигалась к Косте, что-то очень негромко спросил у Эдуарда Ивановича.
— Весело живешь, Юрич. От одного откреститься не успеваешь, как новое копье прилетает. — Такой же очень негромкий голос фыркнувшего Кота, звучно щелкнувшего ногтем по стеклянной грани бокала с коньяком и безапелляционно приказавшего, — Эдуард, немедленно прекратите заедать стресс, он не закончится, отвечайте на вопросы терпеливого Зелимхана Ахмадовича. — И тут же что-то тихо спросил у Кости. Я не расслышала из-за шума крови в ушах и звона тарелки, неаккуратно поставленной на поднос.
— Нет. — Ответил Костя, немного отодвигаясь от стола, чтобы я смогла беспрепятственно забрать его посуду.
— Мне опять тебя тащить? — почти неслышная усталость в голосе Кота, затем сигнал его мобильного, вынутого из мотокуртки и недовольное, — от шоб тебе чорти вхопили…
— Марвин? Он только узнал об этом карнавале? — Со снисходительной иронией уточнил Костя, когда я обходила его кресло, чтобы забрать салфетку и пустую тарелку перед Котом. — Нависщо так робити, довбень?
— Выростеш — зрозумиешь, шморкач. — Отозвался тот, так резко вставая из кресла, что меня чуть не снесло его креслом. — Я минут на пятнадцать, у меня сеанс душевного изнасилования, Марвин не скорострел, к сожалению.
Удерживая поднос ледяными пальцами, я только было зашагала на выход вслед за вышедшим Котом, я уже почти миновала кресло Кота, как целованный, глядя на Эдуарда, что-то невнятно блеющего на вопросы сидящих рядом с ним мужчин, не глядя на меня негромко произнес:
— Будь добры, мне тоже кофе.
Затушил сигарету, откинулся на спинку кресла, поставив локоть на подлокотник и выдыхая дым в противоположную от остановившейся меня сторону.
И я допустила роковую ошибку за которую потом кляла себя всю следующую неделю:
— Вам какой?
Нет, я не забыла сделать голос низким и глухим, я забыла то, что он его слышал. И фатально ошиблась в том, что такой как он, обделит это вниманием.
Он, все так же глядя на допрашиваемого Эдуарда, слегка прищурился. Движение мимики едва заметное, очень мало лицевых мышц задействованы, но само свидетельство молниеносной реакции, заставило сработать животные инстинкты — замереть и не подчиниться требованию разума бросить нахуй этот поднос, и раз опыт я уже имею, то желательно в него, чтобы создать ему препятствие и дать себе фору, когда буду драпать. Из страны. Но я, с замершем сердцем смотрела, как он медленно повернул ко мне лицо.
Узкий ободок радужки цвета плавленого золота. Полумрак помещения и тех, что в нем присутствовали, находили свое закономерное эхо в чернильной тьме расширенных зрачков. Взгляд прямой, открытый, твердый. Спокойный и, может быть, слегка ироничный. Полное самообладание при тлеющем интересе. Человек-выдержка и самоконтроль, несмотря на то, что вскрыл провокационную махинацию в партии.
Вот это и пугало.
Пугала темень в диалогах за этим столом и в глазах присутствующих, очень внимательно и очень расслабленно глядящих на напуганного номинального владельца самого популярного и прибыльного заведения в городе. Пугал получерный юмор за этим столом. И просто ужасало то, что здесь, среди них всех, вот он, этот человек, находил забавным мое обескураживание и испуг — уголок его губ слегка поднялся. Его взгляд на мои губы и, спустя мгновение, выше. Гипнотически удерживая контакт глаза в глаза. Брови чуть приподнялись и он… улыбнулся. Очень кратко, деликатно и отвел взгляд на что-то бормочущего толстячка.
— Кофе, — повторил негромко и так, что слушающие бурчание Эдуарда Ивановича остались не заинтересованы. Понизил голос и бесстрастной интонацией произнес, — мне тот самый, что пила одна обворожительная негодяйка, прежде чем сесть в мою машину.