— Вы продаете то, что дали вам в аренду. — Прервал он, склоняя голову и не отпуская взглядом ее все полнящиеся напряжением глаза. — Противоречия возникают здесь и сейчас между арендаторами и арендодателем и я склоняюсь к тому, чтобы разорвать контракт и, соответственно, я больше не нуждаюсь в твоих услугах. Они не должны были не то что назначить переговоры, Ров, считающий тебя своим инсайдером у Асекеевских, к мысли подгадить мне таким образом, не должен был приходить в принципе, это мои фирмы и тебя я туда впихнул для финансовой охраны этих шараг. Что за порнография там происходит? В чем дело, Венера?
— Я поговорю с ним. — Заверила Венера, почти откровенно напугано глядя на него.
— Я тоже могу с ним поговорить. — Медуза Горгона слегка прищурилась и Венера на секунду окаменела, глядя в янтарные глаза, где снова шел хладнокровный расчет, насколько в ней нуждаются. И насколько не нуждаются. — Сделай то, чего я не могу и за что я тебе плачу.
— Он передумает.
— Прекрасно. У тебя три дня.
— Константин Юрьевич, — она прикусила губу, глядя на него в смеси напряжения и просьбы, — это мало.
— Их вообще не должно было быть, — отрезал он. — Ровно три дня, Венера. Я плачу тебе за твой разум, красивые глаза и стервозность, которые ты умеешь использовать правильно и не должна забывать как это — правильно. А на нет и суда нет, прекращаем сотрудничество и так как я жадный и обидчивый недомужик, то внезапно перестану гасить кредиты за одну виллу в Провансе, дом в ЛА, и оплату обучения и проживания твоей дочери в Штатах. Три твоих автомобиля вероятно внезапно украдут, а пентхаус… черт знает, вроде там проводка была неисправна, а страховку я так и не продлил. Предвидел, какие затраты понесу.
— Я… — она поднялась с места, напряженно глядя на него и тверже произнесла, — я справлюсь.
— Прекрасно. Не смею более задерживать, у тебя много дел. — Кивнул Константин Юрьевич, читая пришедшее сообщение и Венера, подхватив клатч и на ходу извлекая из него телефон, спешно удалилась.
— Ты ей кисть едва не сломал. — Пересаживаясь с чашкой чая на ее место, напротив него, произнесла я, разглядывая невозмутимое лицо Кости.
— Хотел шею. — Резко и холодно бросил он, откладывая телефон.
Я застыла, потому что передо мной снова была Медуза Горгона. Вздохнувшая и отведшая взгляд.
— У Венеры есть дочь шести лет. — Глядя на бокал в пальцах на подлокотнике произнес он гораздо спокойнее. — И девять месяцев беременности Венеры я думал, что это и моя дочь. Точнее тридцать семь недель и четыре дня.
— Анохин, а предохраняться ты не пробовал? — Не сразу нашлась я, снова с трудом подавляя совсем иные слова и порывы. — Чтобы не мучиться тридцать семь недель и четыре дня?
Он внезапно как-то неловко улыбнулся. Прикусил губу, пытаясь сдержаться, но все равно прыснул и посмотрел на меня исподлобья:
— Вот только с тобой я обсуждаю самые неловкие моменты своей жизни. С тех самых пор я самолично контролирую… э… полную утилизацию использованных средств контрацепции.
— Только не говори, — задохнулась я, во все глаза глядя на Костю, глядящего в сторону, — что она взяла использованный презерватив и ушла в ванную…
— Она не взяла и ушла. Она пошла в ванную. И достала. — Я, абсолютно растерявшись, смотрела на Костю с невеселой усмешкой сделавшего глоток виски и несколько устало посмотревшего на меня, — вернее, так она обосновала свою беременность. — Прикрыл глаза и залпом выпил стакан. — Венера планировала, что за время ее беременности я изменю… свое отношение к ней, откажусь от мысли сделать экспертизу ДНК и у нас сложится теплая семейная жизнь. Вынужден признать, — мрачно усмехнулся, потемневшим взглядом глядя за мое плечо, — почти так и вышло. Только у девочки на моих руках были темно-карие глаза. Почти черные. Это отрезвило. Экспертиза. Желание убить. Ребенка было жалко. Как человек Венера полное дерьмо, но мать и правда неплохая. Поэтому и… позволяет себе подобное поведение. Знает, что ничего ей не сделаю и убить ее никому не дам, но боится за дочь. — Перевел взгляд на напряженную меня, — что завтра ей ребенка кормить нечем будет.
Я задумчиво глядя в чашку с почти допитым чаем, молчала. Только открыла рот, но…
— Кость, — рядом с нами внезапно, будто из воздуха соткавшись, появился Зелимхан, глядящий в свой телефон. — Он здесь. Не выдержала-таки душа поэта.
— Камеры отключил? — тут же поинтересовался Константин Юрьевич, оглядываясь и подавая кому-то в дальнем углу знак рукой.
Я оглядела зал уже совсем по-другому. Мало людей. Все мужчины. За дальним столом у окна, за полупрозрачной резной перегородкой зевал Кирилл, скучающе глядя в ноут перед собой и о чем-то негромко переговариваясь с тремя солидными дяденьками, сидящими с ним за одним столом.