Конопляный рай

Ребята приуныли. Из-за торчавших повсюду черных пик и полной тишины, равнина казалась зловещей. Кое-где эту унылую картину дополняли чёрные точки парящих в небе ворон.

– Ну как, Дима, тренировочка… Ножки бо-бо? – Кася глубоко затянулся и, выпустив колечко, протянул Димке бычок. – Может, курнешь с нами за компанию? Между прочим, на вашей лыжке половина пацанов курит.

– Отвали от моего брата! – заорал во всё горло Пашка.– Он не такой дурак как ты.

– А я не хочу, – ответил Дима.

– Ты, Кася, не сбивай моего брата с пути. Он чемпионом станет.

– Его собьешь! Он сам кого хочешь собьет. Что, Остап, хихикаешь? Сам-то бросил спорт.

– А… Надоело. С Шуриком поругался.

– Пошел бы к БД. Борис Дмитрич классный тренер.

– Не. У БД одни пятерочники. Мамаша просила – не взял. Да и курить надо было бросать. Не хочу.

– Ну и дурень, – Кася бросил окурок на дорогу и сравнял его с землей. – Дурак! Талант на дороге не валяется. Попробуй сейчас закурить эту папиросину. Вот то-то же.

Все переглянулись, пытаясь понять Касину мысль.

– А при чем тут папироса? – Остап моргал глазами, не понимая, что хотел сказать Кася.

– Ладно. Хватит болтать. Пошли. Скоро темень будет, хоть глаз выколи. А нам еще лагерь делать. А смотри, как интересно. С одной стороны нормальный лес, а с другой – все мертвое. Дорога спасла. А может, ветер изменился резко. Правда, так не везде. Все от ветра зависит. Говорят, что Бихан в субботу сгорел. У них дизелёк работал, для света. Кто-то соляру разлил на досках, а на них бутылка валялась разбитая. Все нанайцы пьяные были, потому и сгорели почти все.

– А при чём тут бутылка?

– Андрюха, ты хоть немного головой думай. Не всё же ногами. Стекло как линза. Ты чё, не видел, как Димка увеличилкой выжигал сегодня утром. Физика.

– Откуда ты все это знаешь? Ботаник.

– Сам ты ботаник Пахан. Мне геологи рассказали, когда подвозили.

– Повезло тебе.

– Почему?

– Хоть пешком не шёл. Довезли.

– А!.. Это, ерунда. В вездеходе треск такой, что уши закладывает.

– А что ты им сказал?

– Наплел. Ягоду мол собирать, кишмиш.

– Какой кишмиш?

– Не знаешь, что ли? Вкусная. Покажу, если попадется. Да она отошла, наверное. А ягоды здесь полно. Особенно на гари, в буреломе. Но туда лучше не лезть. Я чуть на сук не сел. Запросто жопу проткнуть можно. Один, правда, докопался: «Где мол, тара твоя»? А я говорю: «В лесу спрятал. Чего ее таскать». Наплёл им, что еще золотой корень для аптеки ищу, по договору. Я в натуре в аптеку пол мешка корней тогда притаранил из леса, а они, прикинь, сказали не то. И ни хрена не заплатили. И корни мои захапали. Я их на своём горбу пёр, комары загрызли, а они мне два рубля заплатили. А геологи нормальные мужики, я им сказал, что в лесотехникуме учусь. Они проверять меня стали, типа на вшивость, а хрен меня поймаешь. Я сам кого хочешь поймаю. Потом с собой звали, пороху дали, правда, дымного, но и такой пойдёт в дело. Я его заныкал в дупле.

– А зачем тебе порох?

– Пригодится. Для бомбы.

– От медведя, что ли?

– Не только. Теперь многие про это место знают. Бывает, что и как липку обдирают. Мне рассказали, как два пацана натерли целый кирпич смолы, почти месяц терли. Это куча «бабок». А их какие-то уроды вытрясли. Все забрали, да еще и вломили.

– А я бы не отдал.

– Куда ты, Пашок, денешься. Тебе обрезк уху приставят – сам все отдашь. Уж я-то знаю. Куда только смелость деётся. Это тайга. А хозяин здесь – медведь. Грохнут, и ветками завалят. Через неделю звери съедят. И нет больше Павлика Морозова. Сами не собирают, козлы. Сидят на пятаке, мол, всё ништяк пацаны. Папироску там дадут, анегдотик расскажут, фотку бабы голой подарят, а те, как дураки, макушки трут.

– Да ты, Кася, гонишь!

– Я дело говорю, мне верные пацаны рассказывали. Бегали, как пчелки, пыльцу собирали, а эти потом всё отняли.

– А кто такие?

–Не знаю. Парни взрослые, после армии.

– Жаль, что ты свою пушку просрал.

– Не-е Пашок. Этой пукалкой только по банкам стрелять. У нее даже нарезов не было. Ни мушки, не перезарядки. Это не оружие. Кстати, до нас уже кто-то прошел на Бихан. Думаю, с неделю назад прошли. – Кася подошел к кусту рябины и сломал несколько веток, чтобы отгонять мошку, а заодно полакомиться ягодой. – Не спелая ещё, кислая, но есть можно. Их тоже заедала комарня. Видите, ветки сломаны, а может просто жрать хотели.

Чем дальше уходили, тем молчаливее становилось вокруг. Вместе с темнотой на ребят постепенно наваливалась гробовая тишина. Птиц почти не было. Темы для разговоров исчезли, и четверка двигалась в молчании, лишь изредка кидая друг другу дежурные фразы. Глаза, привыкшие к однообразию пейзажа, уже не находили ничего интересного: то лес, то бескрайние мари. На одном из открытых мест увидели стайку пасущихся диких коз. Те, озираясь, на почтительном расстоянии, с любопытством наблюдали за людьми. Не чувствуя опасности, косули потихоньку передвигались вдоль невысокой рёлки одиноко стоящих березок.

– Сопки видите? Вон те две, тёмные. На бабьи титьки похожи. Нам туда, – нарушил тишину Кася.

– А деревня большая?