Конкурс

А она полушепотом продолжила читать то, что написал Бур, опасаясь, что муж, застукав ее за этим занятием нарушения границ семейной этики, рассердится теперь уж не на шутку.

– Ретроспектива. Это должно разворачиваться на экране. В конце сцены – крупный наезд на лицо убийцы. Текст – закадровый текст:

«Последнее, что увидел Бур, а вернее, что успел он подумать: – это лицо того парня, что всадил нож ему в живот. Только пачки заработанных купюр, которыми он в дорогу обмотал тело, спасли ему жизнь. Глаза голубые, шрам, рассекающий левую бровь, и дорогой безвкусный перстень с бриллиантом на мизинце той самой руки, которой он сжимал нож, который он и вонзил, чему-то усмехаясь, прямо в печень Бура. Но больше примет, особых примет, не приметил. Бур, стремительно погружаясь во тьму, отметил: «Особых примет нет!» – последнее, что мелькнуло в его сознании».

Зоя чуть не выронила салат в хрустальном салатнике, когда в комнату вернулся Бур. Единственное, что она смогла из себя выжать:

– Я же тебя просила!!! Не надо об этом! Тем более – сегодня! Все, хватит!!!

Бур, видя, что Зою сильно взволновало прочитанное, попытался ее успокоить:

– Да ты не то читаешь! Смотри! Вот – забавное: некая Stylо пишет, что предпочитает не участвовать в конкурсе «Триллер», а подождать, когда конкурс займется «Любовью». Смешно… правда? Да?

Их дочка, Олеська, старательно причесанная и празднично одетая в этот день, заглянула в кабинет Бура. Нетерпеливо поторопила родителей:

– Мам! Пап! Ну, чего вы там? Пап, что ты, в писатели заделался?! Прикольно! А ник у тебя какой?

Бур, не выключая компьютер, взялся за поднос, забирая его из рук жены. Они вышли к дочери, словно стряхнув с себя груз воспоминаний. Бур стал помогать накрывать на стол. Он увлекся сервировкой стола и подготовкой квартиры к приходу гостя. Зоя среагировала на незнакомое ей слово «ник» и, выдержав паузу, все же спросила его:

– А что это за ник такой? Почему не знаем?

Дочка Бура, видя, что Бур не на шутку увлекся сервировкой, опередила отца:

– Ну, как раньше, для красоты и чтобы близкие не догадывались и родственнички не насмехались, писатели псевдоним брали.

Жена Бура заинтересовалась:

– Так, так… И, наверное, чтобы гонорары за публикации от своих утаивать! Ну, и с кем же я теперь живу? А? С Графом Монтекристо? Или ты теперь – Жан Вальжан?

Хм… Микки Маус среди нас нашелся! Все! Давай – вилки надраивать!

– Так ведь… в честь профессии моей ник – Бур! Ведь я буровик! Высшее образование, доченька, это теперь… так себе! А раньше – уважали! Я же закончил ИНХГП! Бур!

Зоя засмеялась тем давним, уже почти забытым им смехом – беззаботным, легким, девичьим. Но уж пустившись в воспоминания, поясняя Олесе, что и как было в те годы, конечно, съязвила:

– Когда наш курс вместе с ними в один колхоз «на картошку» посылали, мы переводили название их института как «институт неисправимых хулиганов и горьких пьяниц».

– Ну! Ну уж ладно тебе, Зойка! Неисправимые, тоже скажешь. Ну, поддавали, конечно, крепко! «На картошке» же! Ну так мы, буровики, мужики всегда были крепкие! Вот сейчас – с будущим-то зятьком?.. А-а-а?.. И вспомним былое! А? Дочка! Красавица моя!

– Ага… ща-а-ас… я тебе так вспомню! – отшутилась Зоя, отправляясь в спальню за обещанным очень серьезным галстуком. Дочка и Бур были в восторге и покачали головами в знак одобрения выбора Зои. Жена Бура покорно и нарочито старательно завязывала ему новый галстук. И тут раздалось долгожданное «дзы-ы-ынь»…

Раздался звонок в дверь. Дочка полетела первой открыть дверь. За нею – мать.

За ними, улыбаясь своим мыслям, пошел Бур. Олеся распахнула дверь.

В дверном проеме рослый красивый молодой мужчина с грузом тюков съестного и огромным, невероятно роскошным букетом. Будущие теща Зоя и тесть Бур приветствуют его и готовы уж радостно распахнуть объятия, до того симпатичный был этот парень. Но Олеся вовремя пояснила:

– Да нет же! Пап, мам… это не он!

И действительно – этот симпатичный молодой человек оказался охранником жениха. Он принес «к столу». А за ним, несколько отстав, шел сам жених. Он, полуотвернувшись, говорил по сотовому телефону, стараясь поскорее свернуть деловой разговор. Он повернулся к встречающим его в тот момент, когда Олеся уже взяла букет, а Зоя, жена Бура, с охранником прошла на кухню. Жених повернулся, раскрыв объятья Буру. Бур в ужасе замер, глядя на него. Это был тот самый рэкетир – убийца Бура и его друзей. Бур почувствовал, что задыхается, ему стало плохо. Он попытался развязать только что заботливо завязанный Зоей узел, речь его стала бессвязна. Он упал навзничь, что-то пытался объяснить подоспевшим Зое и дочери, склонившимся над ним, еще пытаясь выговорить что-то важное для него, показывая дрожащим пальцем на «зятя». Но его накрыло затемнение, в котором растворилось все, что с ним когда-то было. И он отчетливо ощутил, что он лишь цепь этих спаянных чередой дней, событий, то, что будут помнить о нем, отражение в старинном, давно сгинувшем мамином трюмо, какая-то пережитая, но уже забытая радость или грусть.