Коньяк Наполеон

Широко загребая руками, тип в устарелой формы бежевых широких внизу брюках и свитере цвета люксембургских стульев вплыл рывками в беседку. Зад типа был куда обширнее обтекаемых свитером его плеч. На черепе, поверх редкого слоя волос поблескивал обруч наушников "walkman", а корпус "walkman" висел, зацепленный за карман брюк у ляжки. Тип заходил по беседке. Голова и туловище выдвигались первыми, затем следовали гребки рук, и только после этого сдвигался зад и ноги. Разумеется, подобный способ передвижения, как и форма тела, свидетельствует об анормальности типа. "Walkman" также ненатурально выглядел в обществе мужика среднего возраста. В фильмах такими представляют нам больных убийц и сексуальных маньяков. Что же, народ созидающий фильмы -неглупый народ. Различного таланта, но неглупый и наблюдательный. Как и фотографы. Связь между телом человека и его психикой несомненно существует. Хотя человечество осудило Ломброзо за его, якобы, расистские изыскания, последнее слово еще не сказано, "ще не вечiр", как гласит украинская пословица. Поглядим, что будет дальше. Человечество не единожды уже осуждало свои собственные открытия как заблуждения, чтобы возвратиться к ним позднее. Разве не были осуждены первые храбрецы, утверждавшие, что земля вертится вокруг солнца, а не наоборот? Были...

Порыв сырого ветра ввинтился под легкий пиджак со спины и обдал спину холодом. Он застегнул пиджак на единственную пуговицу и отвернул рукава.

Пара стариков. Он - высокий, сутуло-горбатый, в бесформенной куртке впереди, сумка в руке. Она - седая, стрижка под комсомолку двадцатых годов, в брюках, sneakers и куртке с капюшоном, руки уронены неживо, кукольно по обе стороны туловища - вошла за ним повторяя все его движения. Он отряхнулся и потопал ногами, сбивая с себя капли, она проделала то же. Стала вплотную к нему, подняла к нему лицо. Издала каркающий, вопросительный звук. Писатель вслушался. Еще звук. Это не был французский язык, не был английский или немецкий. И не китайский. Она говорила на своем собственном языке. Требовательно, задрав голову. Так вороненок, подобранный писателем в церковном дворе в городе Иванове и привезенный в Москву, каркал, задирая голову, и раскрывал клюв, требуя колбасы. "Кар?"

-Эдвард?

Он обернулся. Держась за ручки коляски, в ней спал маленький, может быть, двухлетний мальчик, за его стулом стояла незнакомая ему, очень худая женщина в черном комбинезоне и сандалетах на босу ногу. Оголенные кости локтей и предплечий торчали, обтянутые синей неровной кожей, из рукавов. Неприятно худа, словно после тяжелой болезни. Мальчик постарше, стоя в нескольких шагах, хмуро наблю-дал непонятную ему сцену. Писатель не вспомнил женщину, но под-нялся, Ему приходилось не единажды встречаться с людьми из прош-лого, и он знал, что следует узнать незнакомку, следует сделать вид, что ты ее узнал.

- Хэлло! - сказал он. - How are you?

- Ты не узнал меня? Нет? - воскликнула женщина. - Я - Мэрэлин. Мэрэлин Штейн. Помнишь Нью-Йорк? Аппер Вест Сайд?

- О, Мэрэлин! - воскликнул он все так же лживо.

- Ты надолго в Париж?

- Я живу здесь восемь лет, Эдвард. Я вышла замуж за Frenchman. Это мои мальчики.

Тот, что в коляске, спал, забыв закрыть один глаз. Слюнявый, с за-сохшими у губ белыми пятнами. Второй, переступив с ноги на ногу, отвернулся, и замахнул ногу, целясь в голубя. Чесоточный одиночка не улетел, но отбежал чуть-чуть к деревянной колонне и стал наблю-дать оттуда человеческую сцену.

Он не узнал ее. И фамилия Штейн ему ничего не говорила. В нью-йоркской телефонной книге можно найти сотни Штейнов.

- Я знала, что ты живешь в Париже. Ванда сказала мне. И я видела твои фото в журналах. Без них, я бы, пожалуй тебя не узнала. Ты изменил прическу. И вообще... изменился.

- Из облака пыли, окружающего прошлое, начинал появляться силуэт. Прическу он сменил в 1978 году. Следовательно, Мэрэлин Штейн относилась к знакомым его раннего нью-йоркского периода, сам он называл период "героическим"; 1975, 1976, 1977 годы,

- Садись, Мэрэлин, - сказал он, придвинув к своему стальному стулу еще стул. В момент, когда она, переступив, сделала шаг по на-правлению к стулу и села, смешно разведя руками, он вспомнил ее. Мзрэлин - Балерина!

- Кто твой счастливый супруг, Мэрэлин?

- Бизнесмэн. Крупный бизнесмэн. "Индустриалист", как они здесь называют.

- Ни за что бы не сказал десять лет назад, что ты выйдешь замуж за бизнесмэна. Скорее можно было предсказать, что ты свяжешь судь-бу с секс-маньяком!

Она поерзала на стуле. Темные глаза метнули несколько прежних, образца 1976 года, взглядов.

- Я была очень приличной девочкой. Это вы, русские, совратили меня...

Тогда ему казалось, что это она, Мэрэлин, совращала их, русских.