Конфигурация

– Нинсун… – говорил Апту шёпотом. Но его ладонь неожиданно сильно стиснула руку жены. – Учитель… Киэн, он…

– Тебе сейчас лучше помолчать.

– Нет, постой! В тот самый момент, как я надел обруч и всё понял, я почувствовал, что Киэн… Что его больше… Ведь это совпадение, правда? Не мог же я причинить ему вред, я ничего не сделал!

– Я не понимаю, о чём ты, Апту. И не хочу об этом говорить. Ты сможешь подняться на ноги? Тебе нужно лечь в постель и отдохнуть.

В спальне Апту пролежал ровно столько, сколько ему понадобилось, чтобы немного прийти в себя. Когда ужасная боль в висках и дрожь, бившая его несмотря на жару, чуть утихли, он поднялся, сам встретил на пороге дома лекаря и прогнал его прочь. А после этого велел слуге пойти и привести Энду, которого в городе считали советником правителя.

К храму, в котором жил Киэн, Апту и его советник отправились вместе. На вопрос, не случилось ли за последний час чего-нибудь странного, служители храма ответили отрицательно, и были явно удивлены встревоженным видом гостей.

Оставив расспросы, Апту пошёл в одну из дальних комнат храма, служившую Киэну жилищем. Все вещи учителя, среди которых давно уже не было ни солнечной арфы, ни других предметов, которые боги привезли с собой, лежали на своих местах. Но самого Киэна в комнате не оказалось.

Служители, все как один, удивлённо пожимали плечами и разводили руками:

– Наверное, бог пошёл прогуляться по городу или по окрестностям. Он часто уходит… Из-за чего такое беспокойство?

Но почему-то ни один из служителей не заметил, как бог выходил из храма.

Ни на следующий день, ни через неделю, ни через две Киэн так и не появился.

Когда Апту объявил, что построит для ушедшего бога кенотаф, далеко не все отнеслись к этой идее с одобрением. Боги бессмертны – зачем оставлять в память о них пустые гробницы? Но спорить с правителем в открытую не стал никто. Высокий курган над пустым саркофагом был насыпан.

Перед тем, как саркофаг закрыли крышкой, Апту собственноручно положил в него глиняный кувшин. Внутри кувшина лежала коробка знаний, теперь, после ухода своего настоящего владельца, ставшая бесполезной даже для того, кто овладел способностью понимать божественный язык. Овладел, чтобы тут же лишиться шанса использовать свой навык…

Кроме самого правителя, о содержимом кувшина никто не знал. И никто не слышал слов, которые прошептал Апту:

– Прости… Из-за меня ты ушёл неспокойным. Ведь ты догадывался, что это я её забрал. Догадывался, но не знал наверняка – поэтому и не спросил напрямую. Боялся оскорбить понапрасну…

* * *

На далёкой планете Гиоа риинао Фаар почувствовал уход своего старшего друга. Произошло это спустя несколько лет после того, как они в последний раз разговаривали.

* * *

– Я не хочу обидеть тебя, Нинсун…

Женщина заставила себя спокойно обернуться на голос и посмотреть мужу в глаза. Но только она сама знала, чего ей стоило такое спокойствие. Этого разговора она ждала уже давно… И вот – час настал.

– Я не хочу обидеть тебя, но мне нужен наследник. Мы так давно с тобой вместе, и до сих пор у нас нет детей. Скоро придёт время, когда ты уже точно не сможешь родить. Я должен взять в жёны ещё одну женщину.

– На это – твоя воля.

Больше Нинсун не сказала ничего. А могла бы. Могла бы сказать, что Апту лучше бы вовсе не иметь детей, потому что проклятие, которое поразило его – которое он сам на себя навлёк – неминуемо будет преследовать и его потомков. Но к чему заводить об этом речь? Апту только рассердится, а для больного человека это опасно. В последнее время жестокая головная боль и так почти постоянно мучит его. А если он разгневается и начнёт кричать, она усилится многократно.

Корона Лии уже давно не хранилась ни в их доме, ни возле него. Нинсун была рядом с мужем на той морской прогулке, во время которой он швырнул за борт медный ларец с обручем. Но ларец и обруч – это всего лишь вещи. А от проклятия так просто не избавишься…

Апту, расставаясь с обручем, вспоминал, как когда-то не захотел ни с кем им делиться. Теперь если бы и хотел, не смог бы. После ухода Киэна обруч перестал работать. Сделался тусклым, и разноцветными огнями больше не сиял.

Сейчас Апту думал о том самом наследнике, о котором только что сказал Нинсун. Когда-то боги говорили, что если люди научатся их языку с помощью корон, дети этих людей будут понимать его от рождения. Может, его, Апту, сын или дочь стали бы единственными, с кем он смог бы говорить мыслезнаками?

Но узнать это наверняка ему было не суждено. До рождения своих сына и дочери от второй жены, близнецов, он не дожил. Способность вести мыслезнаковые диалоги дремала в этих детях, но так и не пробудилась. Пробудить её было некому: не было на Земле ни человека, ни пришельца, кто владел бы «божественной речью» не только как возможностью, но и как действием.

* * *

Прошлое… Оно было живо не в одной лишь в памяти Фаара. Оно оказалось накрепко связано с настоящим.