– Конечно, способности этих больных землян зачаточны, нереализованы. Собственную мыслезнаковую среду они сформировать не смогли. Но наше появление меняет дело…
Когда советник, наконец, ушёл, Фаар испытал настоящее облегчение. Терпеть его присутствие, ничем не выдавая свей неприязни, становилось всё труднее.
Ясно как день, что Иао затеял интригу, которую люди назвали бы игрой в «кошки-мышки». Это означает, что насчёт личностей участников «заговора» у него пока есть только подозрения, а не точные сведения. Иначе он не отказал бы себе в удовольствии поставить жирную точку во всей этой истории. Вопрос в том, смогут ли его ищейки узнать имена…
Они трое никого не посвящали в свои планы. Но если Иао уже так преуспел в своём расследовании, значит, где-то они оступились. Тайна перестала быть тайной. Что ж, принимая во внимание непредсказуемый характер Лии, это неудивительно. Он был слишком импульсивен. Мог проболтаться кому-то просто по случайности… Да что говорить о Лии, если сам Фаар только что чуть не выдал себя с головой. Такое ослабевшее самообладание – плохой признак, очень плохой.
Но что же всё-таки произошло на самом деле? Если слова советника насчёт наследственной болезни – правда, жертва Лии была напрасной. А совесть самого Фаара чиста не настолько, насколько он думал. Но как это могло получиться? Как?..
Стоя у окна приёмной, Фаар смотрел на улицу человеческого города. Но постепенно вместо зданий, машин и людей он начал видеть другое: картины прошлого. Давнего, но по гиотским меркам не настолько, чтобы время стёрло память о нём.
«Если бы я не оставался всё время в корабле, а был на Земле вместе с ними, я, наверное, знал бы ответ…»
Раз за разом перед внутренним взором всплывала одна и та же картина – очередной сеанс прямопоточной связи с Киэном.
Киэн находился тогда на палубе примитивного деревянного судна. Вокруг него столпились люди. Все они были потрясены и испуганы случившимся. Особенно Апту… Хотя, насколько Фаар мог судить об Апту со слов Киэна, на него это совсем не было похоже. Киэн говорил, что Апту храбрее многих своих соотечественников. Не теряется в самых трудных ситуациях и, кажется, вообще ничего не боится – особенно когда речь идёт о достижении цели, которую он перед собой поставил. Ради этого он готов трудиться день и ночь, готов всё забыть и от всего отказаться…
Почему же в тот момент он растерянно оглядывался по сторонам, точно потерявшийся ребёнок? Или, лучше сказать – провинившийся ребёнок?..
Внезапно представителю всё стало ясно. Апту вовсе не был нездоров, как показалось Фаару тогда. Не поэтому он так старательно кутался в свою накидку.
– Так вот что ты прятал и прижимал к груди, Апту… – Фаар даже не заметил, что произнёс эти слова, обращённые к человеку, который жил на Земле восемь тысяч лет назад, вслух, и на языке людей.
10. Музыкант
– Вы прекрасно играете на солнечной арфе, господин Киэн.
– Благодарю, риинао Фаар, – сказал артист, сделав лёгкий поклон в знак благодарности. – Рад, что моё скромное искусство доставило вам несколько приятных минут.
Фаар заметно смутился и после небольшой заминки ответил:
– Не думаю, господин Киэн, что в нашем общении упоминание моей учёной степени уместно. Это звучит так, будто…
– Будто низший обращается к вышестоящему?
– Да, – кивнул Фаар, порадовавшись про себя тому, что не ему пришлось это произнести. – А ведь это вы оказали мне честь, позволив прийти в вашу комнату отдыха. Я должен поблагодарить вас и за чудесную музыку, и за приглашение.
– Это всего лишь сиюминутная ситуация. – На лице Киэна появилась улыбка. – А вообще-то всё правильно: мне подобает обращаться к вам именно так. Дело не только в том, что вы возглавляете отделение Земных языков в институте имени шиохао Циливии. Взять вопрос родства – вы и здесь меня превосходите. Если не ошибаюсь, ваш родитель – господин Таэо, потомок пятого главы собрания Винаи, господина Миира?
– Да, – чувствуя ещё большее стеснение, – откликнулся Фаар. – Но вряд ли сейчас это стоит принимать во внимание…
Откинувшись на спинку кресла, Киэн какое-то время молча наблюдал за своим гостем, а потом всё так же с улыбкой сказал:
– Простите мою чрезмерную откровенность, господин Фаар, но для гио, которого ждёт большое будущее в политике, вы слишком легко поддаётесь чувству неловкости.