— Ир, это на тебя даже не похоже, — удивилась я, потягиваясь и спрыгивая с кровати. — А ты не думаешь, что они просто семьей куда-то отдыхать поехали, а телефоны отключили, чтоб никто не доставал? Ой! Подожди! А моя машина?! — теперь и я всерьез забеспокоилась, ведь вчера попросила Инку помочь с «Тотошей»!
— Насчет машины не волнуйся — дядь Витя вчера пригнал твоего немца, встречались возле гаража — ты уже дома была, а я забыла тебе позвонить, — беспечно сообщила Ирка. — А по поводу исчезновения… не знаю… называй это интуицией, — проронила она и отключилась, а я выскочила из комнаты, наконец-то диагностировав этот такой любимый, знакомый шум!
— Тигги! — закричала я, подбегая к собачке. — Вернулась, солнышко мое!
Тигги подтвердила, что вернулась, да, а еще у нее масса дел, и нет времени на всякие глупости! Новых тапок аж три пары — ужас, сколько работы! Грызть — не перегрызть! Собаня вывернулась из моих рук и побежала в зал к мамуле.
— Моя прелесть! Ты моя девочка! — мама взяла йоркшира на руки, приподнимала, тискала, гладила и всячески выражала нежность и заботу. Тигги старательно отвечала, как умела, то есть облизывала мамулино лицо шустрым розовым язычком. У мамули всегда вкусное лицо — интересно, она сегодня какую маску делала?..
Я засмеялась, кинула в них диванную подушку и пошла на кухню. Собака немедленно припустила следом, покрутилась возле своей миски и прыгнула мне на колени, вытирая молочную бороду о пижаму.
— Вот спасибо тебе, добрый человек! — воскликнула я. — Спасибо за то, что ты лакала молоко, а не завтракала рыбной чешуей с томатным соусом!
Тигги устыдилась и убежала в комнату, а я глотнула кофе и задумалась о дне нынешнем.
…Ирка клятвенно пообещала повлиять на команду Мягкого, вернее, на их главного — дядьку с живописным лицом.
— Понимаешь, у многих нужных людей выходные, тут праздники эти… — будто оправдываясь, говорила она. — Но я постараюсь прижать его!
— Постарайся-постарайся, — сварливо проговорила я, чувствуя, что начинаю прирастать к своей «старушке»!
После быстрого насыщения горячим и вкусным завтраком — мамуля расстаралась, и на столе желтела румяным боком творожная запеканка, от которой я оставила примерно половину — на меня навалилось какое-то сонное отупение. Отодвинув почти пустую чашку, я сидела за столом, подперев голову руками, и, не отрываясь, смотрела на стиральную машинку. Та мерно гудела, периодически показывая мне, как хорошо она отстирала то полотенце, то футболку. Подавившись каким-то носком, замолкла на секунду, но вскоре вновь размеренно загудела.
«Хоть бы у Ирки получилось…» — выковыриваясь из-за стола, с надеждой подумала я.
И в этой надежде все утро просидела дома, играясь с Тигги и делая по наставлению мамули какие-то полезные вещи — приезжала маникюрша, и нам пришлось по очереди следить за папой, тряся растопыренными пальцами, пока лак не просох:
— Мельче, мельче режь!
Несколько раз я спускалась на этаж ниже, но дверь Влада по-прежнему оставалась неприступной. Не ломать же! Вздыхая, плелась обратно, плюхалась в кухне на табурет и, прихлебывая стотысячную чашку кофе, в стотысячный раз разглядывала трубку с надписью «Ирине». Может, права Ирка — ничего в ней такого нет? А зачем тогда они за мной гоняются?.. А если есть?.. У кого бы еще спросить?
Ах! Как я могла забыть!
С дочерью моей начальницы Карины Дмитриевны мы вполне приятельствовали — совместно распивали кофеи, иногда даже вместе бегали по магазинам, когда она изредка приезжала к матери на работу и отпрашивала меня под этим благовидным предлогом.
Но не Марта сейчас мне была нужна, а ее отец — я вспомнила, что он вроде ювелир! Или антиквар. Или искусствовед — в любом случае, человек, хорошо разбирающийся во всяческом сомнительном старье, к которому наверняка принадлежит найденная в рояле трубка.
Я схватила телефон, быстро нашла номер Марты и замерла в томительном ожидании.
— А за окошком месяц май, месяц май, месяц май… — негромко доносилось из гостиной, и Марта, потянувшись, открыла глаза. За окном был совсем даже не май, а очень даже еще январь! Мрачный, дождливый январь, хоть уже шестое число, и можно было и побольше снега насыпать. Но ей и снега не хотелось! Марте мечталось, чтобы солнце светило ярко-ярко, чтобы и с ветрами галдеть, и с котами орать, и чтобы по асфальту каблучки, а в доминошной — мужички!
Правда, в доминошной, устроенной во дворе и состоящей из двух плохо покрашенных лавок да наспех сколоченного стола, вышеупомянутые мужички не переводились круглогодично. Ну, может быть, сейчас, зимой, «забивали» немного реже, поскольку поверхность стола покрывалась льдом и снегом, а ни коньки, ни санки почему-то не были предусмотрены для игры в домино!