Конфайнмент

Профессор чувствовал, видел: что бы он сейчас ни сказал, он всё равно не сможет ей ничего объяснить. Однако совсем ничего не сказать было бы ещё хуже. Это окончательно убедило бы девушку в том, что она права и что он действительно просто смеялся над ней.

— Лар, понимаешь, это было и вправду случайностью. Или, скорее, чудом. Мы очень внимательно изучили предложения «Реалара» и уже готовились подписать договор, но потом нам в руки попала эта монетка. Просто поверь, мы об этом даже не думали. Всё случилось само собой.

— Откуда вы взяли эту вашу монетку? Как она к вам попала?

Синицын удрученно вздохнул.

— Прости, Лар, но этого я тебе сказать не могу. Это не моя тайна, и я обещал никому её не рассказывать.

— Даже мне?

— Да. Никому. Даже тебе.

Признание далось профессору нелегко, но иначе он поступить не мог. Даже любимая женщина не должна была знать правду. Ведь эта правда касалась не только его. Она касалась жизни других людей, всех, кто сейчас жил на Земле, кто жил на ней раньше, а, возможно, и тех, кто ещё не родился. Правда, преданная огласке и ставшая достоянием многих, могла перевернуть целый мир, а затем разнести его вдребезги, без всякого шанса собрать заново.

— Что ж, я тебя поняла, — Лариса вскинул голову, её щека болезненно дернулась. — Ты никогда меня не любил. Тебе хотелось просто развлечься, и ты это получил. Но теперь всё! Хватит! Я больше не хочу быть игрушкой… Прощай… Видеть тебя не могу…

Дверь хлопнула. Профессор остался один.

Ключи от квартиры, которые он когда-то отдал Ларисе, остались лежать на полке в прихожей.

Александр Григорьевич вернулся в гостиную, плюхнулся в рабочее кресло и силой прижал ладони к вискам. Ещё никогда в жизни ему не было так хреново…

Понедельник. 12 ноября 2012 г.

Капитан Василевский чувствовал себя, мягко говоря, странно. Он уже почти забыл о закрытом два месяца назад деле «о трёх кварках» и происшествии с профессором Синицыным, но вчера вечером это почти забытое дело вдруг снова напомнило о себе.

Да, в сентябре он сам дал профессору свой телефон, чтобы тот позвонил, если случится что-нибудь непредвиденное. Однако время шло, звонка от Синицына не поступало, и капитан, убедившись, что его подозрения не подтвердились, уверил себя, что всё идёт так, как надо, и в помощи никто не нуждается. Тем удивительнее стали для него внезапная телефонная трель и прозвучавшие в трубке слова:

— Добрый вечер, Сергей. Меня зовут Михаил Дмитриевич. Ваш номер мне дал профессор Синицын…

Разговор продлился недолго. Смирнов предложил встретиться в понедельник с утра, Василевский не возражал. В понедельник у него как раз начинался отпуск, поэтому снова заняться «игрой в шпионов» ему показалось забавным.

Встреча состоялась на «Щукинской», в небольшом кафе в парке возле метро.

— Понимаете, Серёжа, всё дело в том, что я старый приятель Синицына, — начал Михаил Дмитриевич. — И то, что произошло в сентябре, никак не могло пройти мимо меня. Знаете, я бы, наверное, поговорил с вами гораздо раньше, но, к сожалению, тогда Александр Григорьевич ничего мне про вас не сказал. Точнее, сказал, но мельком. По крайней мере, ваш телефон остался для меня неизвестным.

— И что же случилось сейчас? — изобразил интерес Василевский.