– Но ты не согласен, что он умер от сердечного приступа, и думаешь, что его убили. Почему?
– Он был молодым здоровым парнем, Леша, и на сердце не жаловался. Этих ребят проверяют будь здоров, хиляков в серьезной охране не держат. А теперь суди сам: две смерти в соседних домах примерно в одно и то же время, добавь сюда телескоп, страсть совать нос в чужие дела… Не у меня, Леша, а у судьи Сидаковой, – добавил он, заметив, что Добродеев дернул бровями. – Кроме того, отсутствие явного мотива, никаких следов грабежа, хотя у нее было что брать.
– Откуда ты это все знаешь?
– После посещения квартиры судьи я посидел на скамейке во дворе… всякие мысли лезли в голову… тебе вот позвонил насчет психбольницы. При выходе со двора столкнулся с незнакомцем. Перекинулись парой слов, то, се, познакомились, разговорились. Он рассказал про друга, который скоропостижно скончался. У него здесь никого нет, разыскала его квартирная хозяйка умершего, дозвонилась и рассказала, что ее жилец, его звали Андрей, – умер. Мой новый знакомый временно поселился в квартире Андрея. Ему нужно было выговориться, а я умею слушать. Люди, как правило, мне доверяют, – сказал он самодовольно. – Его зовут Сергей Ермак. Опасный персонаж, между прочим. Могу познакомить.
– Что значит опасный?
– А то и значит. Заточен, как теперь говорят, на выполнение деликатных поручений.
– В смысле, киллер? Откуда ты знаешь?
– Ну, киллер не киллер… – Монах пошевелил пальцами. – Скажем, чувствую нутром. Сильный, целе-устремленный, скупой на слова.
– И он тебе сказал, что подозревает убийство?
– Нет, Леша, он этого не сказал. Это я сам предположил.
– Но почему?! – вскричал Добродеев, хватаясь за голову. – С какого перепугу?
– Неужели ты не видишь схему? Телескоп, чужое окно, устранение свидетеля, а потом – соучастника. Ясно как божий день!
– Не вижу! Все притянуто за уши, Христофорыч. Дом
Монах подумал и сказал:
– Нет в тебе романтики, Леша. Ты же писатель, у тебя воображение и фантазия должны зашкаливать, а ты про какие-то ключи. Сергей между прочим спросил меня про синюю машину, в которой ездила женщина Андрея. Его интересовало, не видел ли я эту машину. Он подумал, что я живу там.
– Ты не говорил про женщину.
– Была женщина, Леша. Как же без женщины. Вот Сергей и хочет с ней поговорить, чтобы снять вопросы. А потом спокойно уедет домой. В квартире Андрея не осталось ни фотографий, ни номеров телефонов, даже его мобильника нет. Квартирная хозяйка считает, что Андрей с ней поссорился и переживал, потому и сердце схватило. Или она его бросила. Она видела ее как-то и сказала, что она была не простая. То есть Андрей был простой, а она непростая, и скорее всего, замужем. Кроме того, он видел на его могиле букет дорогих цветов, роз, и решил, что это от таинственной женщины. У которой синяя машина. Которая, как я считаю, могла его убить.
– Убить? Ты считаешь, что она могла его убить? – поразился Добродеев. – С какой стати ей убивать?
– Пока не знаю, Леша. Но чувствую какую-то нехорошую тайну.
– И цветы тоже она? Зачем?
– Чувство вины, должно быть. Возможно, она не хотела его убивать…
– А каким боком эта история к Левицким? – спросил после паузы Добродеев.
– Пока не знаю. То есть подозреваю, но пока рано об этом.
– Может, они собирались ограбить инкассаторскую машину, а судья догадалась?
– Прекрасная версия, – похвалил Монах. – Правда, непонятно, как этот замысел просматривался через телескоп. Вообще версий воз и маленькая тележка. Взять убийство Алисы… Любой из присутствующих в доме мог совершить убийство. Кроме меня. У каждого, если порыться, можно найти мотив.
– Интересно, какой мотив у старухи актрисы?
– Зависть, Леша. И ревность. Помнишь, я говорил, что она и Левицкий были любовниками? Может, после смерти Норы она рассчитывала на… что-нибудь, а Левицкий, по слухам, увлекся Алисой. Но ей было бы физически трудно это провернуть, у нее больные колени, она ходит медленно и с трудом. А тут нужно было действовать проворно. Кстати, похожий сюжет есть у того же Сименона – старая хозяйка дома убила молодую цветущую служанку, с которой спали ее муж и сын. Классика.
– А у Ларисы?
– У Ларисы? Допустим, Виталий стал на нее засматриваться.
Добродеев рассмеялся.
– Таких мотивов можно насочинять действительно воз. А у доктора?
– Как старый Мефисто, воспылал страстью к Алисе, ревновал к другу… например. Признался в любви, она его высмеяла.
– Тебе не стыдно, Христофорыч?
– Стыдно. Но ты сам напросился.
– А Юлия могла убить?
– Запросто! Ревность к хозяину. Кроме того, Алиса раздражала ее, крошила хлеб, крошки падали на ковер, а еще она красилась помадой, которая пачкала посуду и не хотела смываться. Любая мелочь, Леша. Любая мелочь делает человека твоим врагом в королевстве кривых зеркал.
Скрипнула дверь, на пороге появилась Лариса, укутанная в шаль.
– Можно к вам? Там как-то неуютно.
– Принести шубу? – спросил Монах. – Замерзнешь.
– Спасибо, не нужно. Тепло.