Конец земной истории

– Лику. Тетка сироты сказала ему, что племянница умерла, и предложила взять девочку. К чести Левицкого, он не отказался от дочери, правда, не без колебаний. Для всех матерью Лики была Каролина. Вот, пожалуй, и все. Как вы знаете, Левицкий умирал от рака. Убийства начались после того, как он рассказал об этом своей экономке Юлии. Как она объяснила Элле Николаевне, она хотела, чтобы Левицкий хоть ненадолго принадлежал только ей…

– Подожди, Христофорыч! Юлия? Ты хочешь сказать, что Юлия – тайная возлюбленная и убийца? И мать Лики? А Левицкий знал?

Монах порылся в карманах, вытащил сложенный листок бумаги, протянул Добродееву. Это была распечатка электронного письма.

– Обрати внимание на дату и время. Второе декабря, восемнадцать ноль-ноль. Он отправил письмо в «Бюро случайных находок», когда мы все были у него в доме. Я должен был прочитать его на другой день, но… не прочитал. Последний раз я заглядывал туда в середине ноября. Когда он умер, я отправился в его спальню, думал найти прощальное письмо… дневник, что-нибудь, что объяснило бы его смерть.

– Ты знал, что он покончил с собой?!

– Я предполагал, Леша. Гипотетически. Но я ничего не нашел. Пару дней назад заглянул в почту сайта и увидел его письмо. Можешь прочитать вслух.

– Подожди, а Лику кто пытался отравить?

– Никто, Леша. Она устроила спектакль и уже покаялась.

– Спектакль? – поразился Добродеев. – Зачем?

– Долго рассказывать, Леша. Спросишь у нее сам при случае. Читай!

Полный сомнений Добродеев взял листок и начал с выражением читать.

«Дорогой друг Олег Христофорович!

Когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет… Тьфу! Я всегда боялся пошлости и пафоса, а сейчас пишу пошлое прощальное письмо, как неудачник из дурного романа.

Много дров я наломал в своей грешной жизни, каюсь. И в любовь не верил. Я и сейчас не очень… это, скорее всего, болезнь… ну да ладно, не о том речь. Юлия… ты не поверишь! Я едва помню ту девчонку, которая смотрела на меня сияющими глазами… они все смотрели на меня сияющими глазами. Ее звали Люба. Любовь. У меня мороз бежит по коже, когда я думаю обо всем, что она натворила… ради любви? Прав был тот мудрец, который сказал – чем больше я живу на свете, тем меньше понимаю. Не знаю, что будет дальше. Надеюсь, мой уход остановит лавину. Возможно, остановит.

Помнишь, ты обещал мне присмотреть за Ликой? Ловлю тебя на слове, мой юный друг. Не вздумай бросить ее. Лариса – на твое усмотрение, а Лику не бросай. Не бросишь? Что-то подсказывает мне, что она в скором времени останется совсем одна. Обещаешь?

Я рад, что судьба столкнула нас лбами… под занавес. Это ведь Лика привела тебя в наш дом? Действительно, судьба. Говоришь, там ничего, кроме одиночества и пустоты? Ты можешь только догадываться, а я уже знаю наверняка. Жди, подам тебе знак. Если ты сегодня поскользнешься на нечищеннном тротуаре и навернешься – знай, это я! Смотрю на тебя сверху и смеюсь…

Твой Роман Левицкий, с любовью».

Потрясенный Добродеев закончил читать и положил листок на стол…

…Монах сидел на скамейке в скверике напротив дома Ларисы, рассматривал ее освещенные окна и думал. Сырая погода пробирала до костей, и он представлял себе ее уютную квартиру, кухню, где он готовил ужин – жарил картошку. Он вспоминал, как они целовались у окна, и всякий мог их видеть с улицы, как они утром пили кофе, и она прятала глаза. Ему казалось, он разбудил ее…

В освещенном окне, как на освещенной сцене, находились двое. Они целовались – на миг Монах оторопел, ему показалось, что он видит старую картинку. Но картинка была новая. Монах ухмыльнулся – что и требовалось доказать. Он спросил себя, что же он чувствует – ревность? Обиду? И пожал плечами – однозначного ответа у него не было. Наверное, разочарование и вместе с тем горькое чувство удовлетворения: он не ошибся в Виталии – деньги мощный искус. А что у Ларисы? Он снова пожал плечами. Любовь? Старый друг, который лучше новых двух?

Любовь Юлии. Любовь старой актрисы. Любовь Ларисы. Любовь Мефисто. Любови Романа Левицкого. Любовь деда и водяницы.

Любовь в королевстве кривых зеркал.

Любовь – королевство кривых зеркал…

Монах взглянул на окно. Те двое, обнявшись, смотрели на заснеженную улицу, и ему показалось, что они видят его.

Дрогнули ветки над головой, снялся ледяной ветерок, и посыпалась мелкая и жесткая снежная крупа. Монах поправил шарф, поднялся со скамейки и побрел восвояси. Заворачивая за угол, он поскользнулся и взмахнул руками, с трудом удерживаясь на ногах. Перевел дух, задрал голову к белесому небу и сказал укоризненно:

– Ваши шуточки, Роман Владимирович?