На самом деле для Фэрмонта это было действительно важно, но не по серьезным причинам. Популярная пресса нагородила кучу спекуляций вокруг событий в УСД, и ложь «Друзей приватности» громоздилась вокруг этих спекуляций теориями нескончаемых заговоров. Слухи вились вокруг всех и вся, как-то связанных с этой ночью. Роберт черпал из общедоступных источников: сперва чтобы узнать, что с ним случилось тогда, в подвалах УСД, а потом – чтобы посмотреть, что об этом думают люди. Почти во всех теориях фигурировали Роберт и его товарищи-заговорщики, и часто, как предсказал Боб, в качестве живописных героев. Про Тимоти Юнха Роберт никогда не слышал, но некоторые журналисты утверждали, что все события этой ночи – на демонстрации и под землей – были срежессированы Юнхом и Робертом.
Роберт отлично навострился блокировать почту от папарацци, но дурная слава его ширилась: его рейтинги за пять дней ушли на полжизни назад. Он много времени проводил в Фэрмонте, где школьные правила запрещали наиболее назойливые визуальные образы.
И сегодня, во время демонстраций, этот запрет действовал. Трибуны были забиты посетителями с билетами – родственники учеников, их гости, в том числе виртуальные. Большинство гостей Робертом Гу не интересовались, но если заглянуть в сетевую статистику, то были и те, кто наблюдал невидимо. И их было много.
Программа профориентации не являлась жемчужиной в короне Фэрмонта. Мало кто из детей мог освоить последние самые передовые программы (а отстающие – тем более); с другой стороны, Чамлиг утверждала, что родители предпочитают именно демонстрацию профтехклассов, в основном потому, что это они понимают как-то лучше.
Группы состояли из двоих-троих учеников, но им дозволялось использовать решения, взятые где угодно. Вечер демонстраций начинался после заката, и потому устранить наложения с реальностью было относительно просто. Чамлиг не стала бы давать такой костыль обычным своим ученикам. Демонстрации, как правило, продолжались два дня – и начинались только через неделю после того, как ученики профтехклассов сделают что смогут. Гуманный перерыв – позволяющий профтехам целую неделю греться в лучах своих достижений.
Сегодня публика расположилась на западной стороне футбольного поля, оставив восточную свободной для самых грандиозных образов.
Роберт сидел с Хуаном Ороско возле самого поля, с другими выступающими. Порядок казни – пардон, выступлений – был известен всем. Личные вьюпойнты висели значками над полем, показывая, сколько осталось времени данной презентации и кто будет следующим. Демократия в выборе порядка выступлений полностью отсутствовала. У Луизы Чамлиг и других учителей были по этому поводу собственные соображения, и командовали они. Роберт про себя улыбался – в этом стариковская мудрость его не покинула. Даже не зная деталей каждого проекта, он понимал, у кого проект сильный, а у кого нет. И догадывался, кто больше всех боится выступать на публике… Чамлиг тоже это знала. И порядок устанавливала со смыслом, чтобы не напрягать никого выше предела прочности.
Любопытно, что такой порядок в результате дал отличный спектакль.
Начали близнецы Рэднеры. Этим двоим восточной стороны кампуса оказалось мало. У них был какой-то навороченный подвесной мост – похожий на знаменитый железнодорожный мост через реку Форт в Шотландии, только куда больше – стальные опоры опускались по обе стороны трибун, а потом поднимались выше и выше к северо-востоку, исчезая вместе с уходящим дневным светом. Прошла секунда – и та же конструкция появилась на юго-западе – шедевр архитектуры девятнадцатого века описал виртуальный оборот вокруг Земли. Гвоздем программы стали проходящие с ревом по небу огромные поезда на паровой тяге. Трибуны сотрясались от мощи локомотивов.
– Ха! – сказал Хуан, толкнув Роберта локтем. – Вот это ново. Наверное, им пришлось кое-что выяснить насчет протоколов поддержания того строения.
Если Рэднеры раньше не были мишенью слухов по поводу беспорядков в библиотеке, то теперь стали. Роберт подумал, что близнецы только обрадуются.
В основном в презентациях участвовали художественные, видимые предметы, но некоторые ученики создавали приборы. Дорис Шлей и Махмуд Квон соорудили наземный экипаж, умеющий ходить по ступеням трибун. Они перевалили его через верхний ряд – раздался звук взрыва, и машина приземлилась, ничего не сломав. Хуан встал с места – посмотреть собственными глазами. Крикнув что-то приветственное Шлей и Квону, он сел на место.
– Ух ты, наземный парашют! Но спорить могу, им миз Чамлиг больше «В» не поставит. – И он очень похоже передразнил голос Луизы Чамлиг: – «То, что вы сделали – это же почти готовое существующее промышленное устройство».
Хуан продолжал улыбаться – они с Робертом знали, что «В» – намного лучше, чем получат авторы всех живых картинок.