Конец пути

Клочья чудовища летали в воздухе, словно клочья сгоревшего плаща, рукав из парусины горел на конце и метался по улице, словно безголовая змея, плюясь водою.

Мы бежали по улице вниз, к порту, с мечами в руках и арбалетами за спиной, а в противоположную сторону неслись перепуганные жители, отталкивая нас, крича и падая.

Часть стен была пустой, а на остальных стояли защитники, стреляя в темноту. Снаряды уходили в море, таща за собой полосы огня, а оттуда возвращались другие, ломая каменные стены.

Я бил в барабан на террасе кряжистого портового донжона, призывая помощь для пристани.

Мы видели сверкающие металлические формы, что оказались похожими на крабов созданиями размером с кулак, с крючковатыми челюстями — они катились, словно река, по улице; мы видели, как они захлестывают убегающего, как скрывают его подвижным, кусающим и жалящим панцирем. Мы были слишком далеко, Варфнир выстрелил человеку в голову из арбалета, а потом Н’Деле метнул горшок на веревке, полный драконьего масла, точно такой же, какие мы использовали против колесниц. Огонь встал под небо, крабы превратились в тысячи разбегающихся по стенам костерков.

Раздался отвратительный звук: не то гром, не то вой, прокатившийся по улицам.

На Каменном рынке мы увидели, откуда он идет.

Прилетел округлый черный снаряд, ударил в брусчатку площади, а потом покатился — как-то слишком мягко, словно детский мячик, казалось, что он не сумеет что-либо разрушить. Но когда он так катился, мне привиделось, что он раздувается, что сбоку появляются руки и ноги и что он напоминает теперь фигуру свернувшегося клубком человека с лицом, втиснутым между коленей, которые он обнимает руками. Перекатился так еще несколько раз, а потом остановился и встал. Кожа его была совершенно черной, и казался он обугленным трупом, разве что сожженный человек обычно мал и скорчен, а этот достал бы до поднятой руки самого высокого из кебирийцев, к тому же был очень худ, с длинными руками и ногами. Из-под его сожженной, обуглившейся кожи проступало красное мясо. Мы смотрели на него, укрывшись в закоулке, не зная, что делать.

Когда создание поднялось на ноги, на площадь выбежало несколько человек с оружием в руках, увидев его — замерли, а он вдруг открыл наполненные жаром глаза, распахнул пасть, а потом издал тот жуткий, неслышный рык, открывая для обозрения раскаленную, словно внутренности печи, пасть, разбрызгивая снопы искр. И все те люди в одно мгновение превратились в пепел. Тварь развернулась и пошла вверх по улице, оставляя за собой выжженные в камне следы.

Мы убегали переулками, а потом — вверх по стене, а над нашими головами пролетали новые черные шары, едва заметные на фоне темно-серого неба.

Потом я бил в барабан, кажется, на том же донжоне, что и прошлый раз, а потом мы сидели, скорчившись, на стене, и глядели, как потоки воды омывают улицы, волоча с собой мусор, трупы, ядовитых крабов и бьющихся с визгом в облаках пара огненных тварей.

Первые вражеские корабли ворвались в порт, в упор обстреливая башни, охраняющие цепь. Наши снаряды градом падали на них. Мы стреляли из арбалетов по тонущим, охваченным пламенем галерам, прячась за разбитой опорной стеной, пока не пришли арбалетчики Братьев Древа и не сменили нас, встав квадратом.

Как помню, ту атаку мы отбили.

На какое-то время.

Я где-то спал, прямо на камнях, втиснувшись в угол стены, прижимая арбалет, словно тело любовницы.

Потом, кажется, был еще один день, хотя я и не уверен в этом, потому что все погружено было в полумрак.

Я стоял у барабана на башне, когда из прибрежных фортов стали приходить первые солдаты. В изрубленных доспехах и сбитых шлемах, волоча прихрамывающих раненых, что опирались на мечи и копья, как на костыли, в пропитавшихся кровью бинтах.

Потом, помню, стало чуть светлее, а я стоял на вершине горы, выше Ледяного Сада, на восточной стене, выстроенной на хребте. Мы помогали разбитым гарнизонам фортов проходить узкой, оставленной для них тропой, некоторые падали на ступенях от усталости и ран. Мы переносили их на плащах на повозки, и в синеватом свете было видно, что над восточным побережьем встают в небо столпы тяжелого дыма, наклоняясь под ветром.

Я помогал носить какие-то бочки и укладывать их на большие катапульты. Изнутри доносился странный булькающий звук, но баллистники только смеялись, когда я спрашивал, что в тех бочках.

— Кое-что получше драконьего масла, — сказал один из них. — Но не советую заглядывать.

Потом я снова стоял с Ульфом, на этот раз не на башне, но на донжоне, встроенном в хребет над пропастью. Вокруг стояли гонцы, Нитй’сефни отдавал один приказ за другим.

Далеко на равнине было видно, как идут Змеи. Маршировали широкими колоннами, напоминая муравьев. На таком расстоянии были лишь темными полосами, едва видными на взгорьях, а потом исчезли за лесами, что казались отсюда рваным ковром.