Конец лета

На двери насосной были железный засов и основательный висячий замок, но Борг с первой же попытки нашел на связке Роота нужный ключ. Дверь бесшумно скользнула вперед, выпустив прохладный влажный воздух и тошнотворный запах, более чем знакомый Монсону. Запах гниющего мяса.

Он молча взглянул на городских. Буре зажег фонарик, захваченный из багажника машины, и двинулся вперед.

Насосная, площадью примерно в тридцать квадратных метров, была пуста до самой крыши. Насос, который когда-то здесь находился, убрали, наверное, еще в шестидесятые, когда коммуна провела воду в соседние хозяйства. Но влага и холод из расположенного внизу подвала въелась в стены. И смешалась с запахом гниения и крови.

С потолка свисали три туши. Крюки из нержавеющей стали воткнули животным в тонкие шеи, а потом туши подняли при помощи цепей и блоков, закрепленных на потолочных балках.

Животы и грудные клетки зияли пустотой, копыта болтались сантиметрах в двадцати от каменного пола, заляпанного кровью. Свет фонарика отражался в пустых блестящих глазах, и оба городских полицейских остановились.

— Две молодые косули и один благородный олень, — констатировал Монсон. — Ни на тех, ни на других охотиться в это время года нельзя.

Конус света от фонарика описал круг; наконец Буре нашел выключатель — раздался щелчок, две люминесцентные лампы мигнули и тускло загорелись. Возле длинной стены обнаружился погнутый морозильник, а в дальнем углу помещения — низенькая дверь. Буре сунул фонарик в карман и достал фотоаппарат. Щелканье эхом прокатилось между каменных стен.

Монсон подошел к морозилке. Достаточно большая, чтобы вместить взрослого мужчину, а уж пятилетнего мальчика — и подавно. Белую крышку покрывали кровавые отпечатки пальцев. Монсон осторожно приподнял ее. Сделал глубокий вдох. Подготовился.

Морозилка была поделена на две большие камеры. В правой лежали примерно два десятка аккуратно помеченных бумажных пакетов разного размера: «Фазан, июль 1983», «Седло косули, июнь 1983», «Окорок оленя, июнь 1983».

В другом отделении оказались большие прозрачные пластиковые пакеты. Монсон взял один: черно-белая барсучья шкура. Борг заглянул ему через плечо.

— Ну?

Монсон обескураженно покачал головой.

— Только куча мяса и шкур, которые Роот еще не успел продать.

У противоположной длинной стены стоял верстак из нержавеющей стали, тоже покрытый пятнами крови, а над ним висела доска с инструментами — с десяток ножей и разделочных топориков разного размера. На электрической плите высилась большая кастрюля. Борг сдвинул крышку и тут же попятился.

— Дьявол его раздери, это еще что за хрень?!

Монсон заглянул в кастрюлю. Из черно-серой жижи торчали рога. Жижа невыносимо воняла.

— Череп косули, — сказал Монсон. — Рога выглядят вполне прилично. Покрыть бронзой или посеребрить. Роот вываривает мясо, чтобы продать рога.

— Мгм, — пробурчал Борг как человек, который только что узнал что-то новое. Монсон остался доволен. В конце концов, они оказались здесь благодаря ему. Благодаря ему они приблизились к решению, и пора бы инспекторам из города признать это.

— Подойдите-ка! — Буре открыл низкую дверцу в дальнем конце. За ней оказалась комнатка, не больше пяти-шести квадратных метров. Свет люминесцентных ламп сюда не доставал, и Буре снова зажег фонарик. Он осветил старую железную кровать с пятнистым матрасом и одеялом. Возле кровати стоял электрический обогреватель, под ней виднелись пустая бутылка из-под самогона и стопка мужских журналов с покоробившимися от сырости страницами.

В лесу снова залаяла лиса. На этот раз ближе, пронзительнее. Лай прозвучал как детский крик, и Монсон невольно дернулся. Буре навел конус света на изголовье кровати. К одной из ножек был пристегнут какой-то металлический предмет.

Наручники.

Глава 25

Когда она выехала из леса на равнину, первым делом ей бросились в глаза ветровые электростанции. Белые стальные башни, метров сто высотой, поставленные как по шнурку и ритмично мигающие в ночи красным глазом. Они всегда казались ей какими-то великанами. В ветреные дни удары их сердец можно было услышать за несколько километров. Глухой пульсирующий грохот, от которого у нее портилось настроение.

В ее детстве никаких ветряных великанов не существовало. Ничего выше силосных башен в округе не было. Стройные и блестящие металлические цилиндры, по одному-два на фермерское хозяйство, редко когда больше. Она думала о них как о серебряных крепостях, которые охраняют поля, дворы и людей. Сейчас, в компании великанов, эти башни стали лилипутами, съежились, как многое из детства.

Когда-то, еще до исчезновения Билли, Маттиас взял ее с собой на силосную башню. В те времена Маттиас еще был ее лучшим другом и ей хотелось, чтобы лето никогда не кончилось. Они дождались, когда Билли уснет после обеда — не хотели, чтобы этот маленький сплетник увязался за ними.