Конец лета

Вероника схватилась за головку замка и инстинктивно подняла плечи. Приготовилась к укусу, горячему дыханию на затылке. Вот зубы вонзаются в кожу. Или сильная рука хватает ее за локоть. Рывком тащит назад, в квартиру.

Тут входная дверь подалась, Вероника вывалилась на лестничную клетку и врезалась в мужчину в мотоциклетном шлеме и черной кожаной куртке, который ждал прямо за дверью. Рослый, он высился над ней, как великан. Вероника заорала, стала лягаться, куда-то бить. Чужие руки обхватили ее запястья, разжали кулаки; мужчина подтащил ее к себе. От запаха кожи и бензина она едва не задохнулась.

— Вера, — крикнул мужчина, но из-за шлема его слова прозвучали глухо и невнятно. — Вера, это я.

Она вдруг узнала этот голос.

Маттиас.

Моя любовь

Мы оба знаем, как это опасно, нам есть что терять. И все же мы не можем жить друг без друга. Мы словно две ночные бабочки, что летят на свет фонаря, описывают вокруг него круги, а их тонкие крылышки все больше нагреваются.

Пожрет ли нас пламя? Не знаю, да мне и все равно. Знаю только, что я не могу без тебя.

Я принадлежу тебе. Только тебе. Отныне и навеки.

Глава 22 Лето 1983 года

Усадьба Роота находилась в конце узкого проселка, всего в нескольких метрах от опушки Северного леса. Три небольших строения располагались подковой, для защиты от ветра. Стены и крыша из грязно-бурого фиброцемента. Рассохшиеся рамы давным-давно следовало заменить.

На выложенной камнями площадке лаяли и скалили зубы нечистокровные пятнистые собаки, и полицейским пришлось сидеть в машине, пока жена Роота не заперла животных в псарне, пристроенной к сараю.

Робкая от природы, Нилла Роот, кажется, изо всех сил старалась не смотреть собеседнику в глаза. Монсон иногда встречал ее в поселке. Здоровался в магазине или у ателье, где она подрабатывала, но все их разговоры сводились к паре слов.

В кухоньке, окно которой выходило в сад, было влажно и пахло чем-то жареным. Двое детей с льняными волосами, девочка лет семи и мальчик — ровесник Билли Нильсона, сидели за столом. Они, округлив глаза, смотрели на полицейских.

— Мы будем обыскивать дом. — Буре явно не стоило говорить так резко. — Все это время вы должны оставаться здесь. Это понятно?

Нилла Роот вытерла руки о штаны и что-то пробормотала, опустив голову. Дети продолжали таращиться на незваных гостей.

С ключами Роота наизготовку Буре и Борг прошагали по двору к стойлу и сараю. Они отперли замок и теперь безуспешно пытались открыть деревянную дверь — она разбухла и крепко сидела в раме. Монсон задержался на кухне. Посмотрел на детей, добродушно улыбнулся. Девочка уставилась в стол, но мальчик ответил застенчивой улыбкой, и Монсон постарался прогнать мысли о Билли Нильсоне и сильных пальцах Томми Роота.

— Я бы с удовольствием выпил чашку кофе, если можно, — сказал он Нилле. — Может быть, детям пока уйти к себе?

Монсон предоставил проводить обыск городским, а сам сел пить кофе. Он и так знал, что на подворье обнаружатся только пустой свинарник и загаженная мастерская, но пусть Буре и Борг убедятся в этом сами. Роот не хранил у себя в усадьбе ничего, что могло связать его с уголовщиной, в этом Монсон убедился еще прошлой осенью, после случая с машиной Аронсона. Высокомерный, как черт, Роот все же был достаточно умен, чтобы отделять свои законные дела от более тенелюбивых делишек. Поэтому Буре и Борг сегодня ничего не найдут. Во всяком случае, здесь — в этом Монсон был уверен.

Перед ним снова возникла Нилла с кофейником, и Монсон опять взялся за кружку со щербатым краем.

— Спасибо. Мне бы еще капельку, если есть. Вкусный у вас кофе, кстати.

Нилла Роот покраснела, отвела глаза. Она явно не привыкла к похвалам.

Во время прошлого обыска Роот был дома. Ходил за полицейскими по пятам, издевался над ними, когда они измазали форменные куртки. Нилла и дети не показывались — только перепуганные лица мелькнули в окнах верхнего этажа.

Теперь Монсон изучал стоявшую рядом с ним женщину. Когда-то она явно была привлекательной. До того, как оказалась замужем за Роотом, до того, как ее тело измучили роды и однообразная работа. Нилле Роот едва ли исполнилось тридцать, но выглядела она лет на десять старше.

— Что Томми делает с животными, которых подстрелил? — спросил Монсон.

Рука с кофейником задрожала, кофе пролился на стол.

— Я знаю, что он не держит туши в усадьбе, он же не дурак. Так что он делает с добычей, Нилла?

Нилла отвернулась. Поставила кофейник в кофеварку и принялась излишне громко греметь посудой.

— Браконьерство нас не волнует. Мы приехали потому, что Томми, кажется, сделал кое-что по-настоящему скверное. Причинил вред Билли Нильсону. Все ведь знают, в каких отношениях Томми с его дядей.