Конец лета

Она все еще помнила это ощущение — как она лезет вверх по ржавой лестнице, как дрожит разогретый металл. Помнила внутреннее напряжение от того, что она делает запретное, от того, что Маттиас доверяет ей.

— Смотри вверх, Вера. Просто смотри вверх.

Она послушалась его совета. Не опускала головы, пока они не забрались на чуть скругленную верхушку башни, где высота скрутила ее желудок в узел страха и возбуждения.

Маттиас показывал ей все. Колокольню в деревне за несколько километров. Луга, которые дядя Харальд унаследовал после дедушки… а силосных башен у него, между прочим, втрое больше, чем у кого-нибудь еще. Северный лес далекой темной пилой вставал на горизонте. Она тогда вывернула голову и посмотрела на юг: там ничто не ограничивало обзор. Только лоскутное одеяло желтых и зеленых полей, до самого горизонта, а над ним — синее небо, казавшееся бесконечным. Она тогда в первый раз поняла, насколько велик мир. В первый раз ощутила это будоражащее чувство.

Птичье гнездо было сооружено из палочек, веточек и плотных пакетов из-под семян. Втиснутое между двумя потолочными балками, оно таилось под полуистертой жестью, которая защищала и от ветра, и от влаги, и от ворон. В гнезде лежали три зелено-бело-голубых яйца.

— Ястреб, — уверенно сказал Маттиас. — Они утаскивают кур и уток. Дядя Харальд говорит — фазанов тоже. Птицы-браконьеры. — Он презрительно сплюнул и кивнул ей. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем она поняла, чего он хочет. Чего ждет от нее.

Она потом поклялась, что никому ничего не расскажет, что все останется их тайной на веки вечные. Но когда они спустились и увидели младшего брата, который со всех ног бежал к дому, то поняли, что этому не бывать.

Радио в машине затрещало, несколько секунд поколебалось между шумом и музыкой, после чего выбрало первое. Вероника крутила колесико настройки, пока не нашла какой-то местный канал, по которому передавали старые хиты. Попала на середину песни «АББА» и прибавила громкость. Еще немного опустила боковое стекло. Кондиционера у нее в машине не было, и она пыталась впустить максимум прохлады — но так, чтобы шум ветра не заглушал музыку.

Hasta mañana ’til we meet again.[5]

Первые два часа езды, вчера вечером, прошли точно в чаду. Она смутно помнила, как побросала в сумку самое необходимое, спотыкаясь, спустилась по лестнице и упала в машину. Помнила, как проехала Сёдертелье и поняла, что направляется на юг. В Линчёпинге она остановилась, уже совершенно выжатая. Провела ночь в безликом мотеле с гремучим кондиционером и дешевыми простынями. И все же это было лучше, чем остаться дома. Потому что в квартире кто-то побывал. Какой-то чужак влез в окно и рылся в ее вещах, так тихо и аккуратно, что почти не оставил следов. Если бы не табуретка и сдвинутая коробка, Вероника почти убедила бы себя, что никого не было. Что ее дом так и остался безопасным местом.

Наверное, звук отпираемой двери застал незваного гостя врасплох. Он прокрался в прихожую, чтобы убедиться, что не ослышался, удостоверился, что она заперлась в ванной, и поспешно убрался.

Позвонить Маттиасу, рассказать ему все, сказать, что в квартире действительно кто-то был, что ей не померещилось? Что остались следы, от которых даже он не отмахнется? Но Маттиас больше не был ее лучшим другом. Сейчас у него собственные тайны, которыми он с ней не делится. От этой мысли у Вероники испортилось настроение, и она еще прибавила звук радио и стала подпевать.

Don’t know where, don’t know when…[6]

Одна из любимых маминых песен. Она была на пластинке, которую мама часто ставила до рождения Билли. Интересно, стоят ли еще эти пластинки в шкафу под проигрывателем. Наверное, да. Папа ничего не меняет, не трогает. В первую очередь — мамины вещи. Пластинки наверняка там, вместе с альбомами Джеймса Ласта, которые они с Маттиасом дарили ему на каждое Рождество после Билли и которые он почти никогда не слушал. В последний раз Вероника приезжала домой, когда отцу исполнилось пятьдесят три. Ей хотелось думать, что это было в прошлом или позапрошлом году. А на самом деле — больше пяти лет назад. Полдесятилетия. Чуть дольше, чем прожил Билли. А может быть, и нет.

Песня кончилась. Пошла реклама, и Вероника убавила звук.

К этому моменту она почти все успела продумать. Сложить элементы головоломки, чтобы они образовали более или менее логичный рисунок.

Факты: во время взлома она должна была вести группу в Общественном центре. Квартира стояла бы пустая.

Вывод: незваный гость — кто-то, кому знаком ее образ жизни. Кто-то, кто изучал ее, следил за ней.

Вероника подумала про курильщика возле дома. Она ведь так и не увидела, ни как этот человек входит в подъезд, ни как выходит. Различила лишь темный силуэт, огонек сигареты, а потом нашла несколько окурков в канаве. Сигареты «Принс». Окурков было немало; видимо, курильщик за последние дни побывал там не единожды. Курил, молчал и посматривал на ее окно.