Конец лета

Он открыл дверь и осмотрелся. В доме не горел свет и не было слышно ни звука. Она, очевидно, спала. Ее машина была в гараже. Он даже не заметил, что из-под двери комнаты Маргарет в коридор пробивался свет. Целый дом как бы замер, и он включил всего лишь одну небольшую лампу, когда снимал пальто. И вдруг увидел записку, засунутую в раму зеркала недалеко от двери. Она вышла? Ушла куда-то с подругой? Он протянул руку за запиской и подержал ее, ощущая, как странное чувство захлестывает его. Так он стоял некоторое время, как будто надеясь услышать ее голос или звук шагов по ступенькам. Он осмотрелся снова, вслушиваясь в тишину, а затем медленно раскрыл сложенную бумагу. В глазах у него затуманилось, и в голове отчаянно застучало, когда он прочел ее. «Я любила тебя, дорогой. Прощай». Почему «любила»? Почему в прошедшем времени? Но он понял. Он сказал ей единственную вещь, о которой она могла никогда не узнать. Что этот ребенок не был его. Она теперь знала, что он солгал ей и о ребенке, и о Шантал… Она узнала о его другой жизни. Она видела его с Шантал в Париже и снова здесь на днях. Он с трудом взбирался по лестнице — ноги как будто налиты были свинцом. Он найдет Дину там. Она спит в своей постели. Весь день он старался забыть о том, что произошло между ними, надеясь, что все уйдет само собой. Все могло бы быть иначе, позвони он ей. Но он не мог. Он не захотел сделать этого. Все, что ему оставалось сейчас, — добежать до ее кровати и найти ее там, спящую.

Но когда он вошел в ее комнату, он увидел то, что боялся увидеть, — пустоту. Она ушла. Дина ушла насовсем.

Марк Эдуард простоял в течение некоторого времени неподвижно, словно не зная, что делать. Затем, поборов слезы, направился к телефону. Он нуждался в ней. До отчаяния. Она должна быть на месте и ждать его. Он знал это. Когда он набрал номер и Шантал ответила, ее голос звучал странно.

— Шантал… Я должен увидеть тебя… Я сейчас буду у тебя.

— Что-нибудь стряслось? — В ее голосе чувствовалось нетерпение и смятение.

— Да… нет. Будь на месте. Я еду к тебе.

Она хотела попросить его поторопиться, но не знала толком, как это сделать, и, когда он приехал почти мгновенно, она все еще чувствовала себя неловко и была несколько смущена, но он ничего не заметил. Как только она открыла дверь, Марк сразу же заключил ее в свои объятия.

— Дорогой, что такое? Ты выглядишь больным.

— Я болен… Я не знаю… Она ушла.

Бедный. Снова о Пилар. Неужели его все еще преследовал ее образ? Но что же напомнило ему о ней столь неожиданно?

— Я знаю, мой дорогой, но у тебя есть я. — Она прижала его к себе, когда они уселись на диван.

— Но ребенок… — И тогда он понял, что поступил опрометчиво, выпалив это.

— Какой ребенок? — Он сошел с ума! В испуге она отшатнулась от пего.

— Ничего… Я перенервничал… Речь о Дине. Она ушла.

— Навсегда? Оставила тебя? — Он кивнул, все еще в оцепенении, и Шантал ухмыльнулась.

— Я бы сказала, что это повод для празднования, а не огорчения. — Не раздумывая, она поднялась с дивана и отправилась в кухню за одной из бутылок шампанского, которые Марк привез ей совсем недавно. Она вернулась с бутылкой и двумя фужерами и вдруг остановилась, заметив на его лице муки страданий. — И ты из-за этого так переживаешь?

— Не знаю. Я потрясен. Я сказал ей некоторые вещи… мне не следовало бы… я… я переборщил.

Шантал холодно посмотрела на него.

— Я не знала, что ты жаждал, чтобы она осталась. И что теперь? Будешь пытаться вернуть ее? — Наблюдая за ней, он медленно покачал головой. Он не сможет вернуть Дину, и он знал это. Пытаясь привязать ее к себе, он сказал ей единственную вещь, которая навсегда отдалила ее от него. Ее ребенок не был его ребенком. — Между прочим, — Шантал на мгновение выдержала паузу, — что ты имел в виду, когда упомянул о ребенке? — Он ничего не ответил, он смотрел на что-то, чего она не могла увидеть. На гибель его надежды. — Она в положении, Марк? — Ее слова, брошенные ему в лицо, прозвучали так резко, что он молча кивнул.

— Она знала о том, что это не твой ребенок?

— Нет, до вчерашней ночи.

— Ясно. Так вот почему ты не мог с ней расстаться до сих пор — из-за ребенка, который не был даже твоим… — Ее голос растаял в воздухе подобно похоронному звону, что наполнило и ее сердце грустью. — Я не знала, как много это значило для тебя.

— Да нет. — Он солгал, пытаясь снова обнять ее.

— Нет, значит. — Шампанское стояло неоткупоренным. Они в отчаянии взглянули друг на друга. — Значит, и даже очень.

— Мы можем усыновить ребенка, — сказал Марк. Шантал не спеша согласилась. Она знала, что ей придется пойти на это, если это так много значит для пего, но она не хотела детей. Никогда.

— Да, я думаю, мы сможем. — И затем, как бы вспомнив внезапно о чем-то, посмотрела на часы. — Что ты теперь собираешься делать?

— Жениться на тебе. — Он хотел было улыбнуться при этих словах, но они звучали, как будто у него был свинец в горле. — Если ты этого хочешь.

— Хочу.

Она произнесла это торжественным тоном, но в ее взгляде ощущалось какое-то беспокойство.