Конец крымской орды

– Не знаешь, на Варварке тоже строят?

– Повсюду строят. Ты с той улицы, что ли?

– Да.

– Я слыхал, там много знати московской жило.

– Я боярин.

– Вон как! – удивился строитель. – Глядя на тебя, и не подумаешь. Видали мы тут бояр да князей, которые в пожар из города ушли, а потом вернулись. Те важные такие, холопы с ними. Ты не похож на боярина, уж извиняй, коли обидел.

– Не обидел. Ладно, трудитесь. После работ на Москве останетесь?

– Думаю, да, в нашем селе дела нет, а тут его вон сколько. Да и легче, что и говорить, на Москве жить. Тут прокормиться можно. А восстановится столица быстро. К первым морозам ты ее вообще не узнаешь.

– Поехал я. Погляжу на то, что от моего подворья осталось.

– Угу. Посмотри, но там тоже наверняка люди работают.

– Не слыхал, царь на Москве теперь?

– Люди говорят, что тут. В Кремле. Опричный двор сгорел, его не восстанавливают.

– Почему так?

– А я знаю? У нас свои дела.

– Понятно. Удачи тебе, работник.

– И тебе. Дивно как-то, боярин, а как простой.

Бордак отъехал от ватаги строителей, добрался до центра и оказался на Варварке. Тут тоже сгорело все, кроме храма святой великомученицы Варвары. Господь не дал сгинуть церкви.

Михайло перекрестился на храм, доехал до своего подворья и увидел людей из Стешино, с которыми встречался в вотчине княжича Парфенова.

Мужики тоже узнали Бордака.

– Боярин! Вот уж кого мы давненько не видели, – заявил один из них.

– Не помню, как звать тебя.

– Да откуда тебе знать? Нас не знакомили. А кличут Иваном Чукой. Так я записан в вольной грамоте.

– Княжич вольную дал?

– Не только мне, всем, кого на Москву отправил. Дюжина мужиков. Надо восстанавливать его подворье, потом твое. Таков наказ князя Василия Игнатьевича.

Бордак посмотрел на мужика.

– Ты сказал «князя». Почему?

– Так батюшка-то его помер, вот он и стал князем. Повелением самого Ивана Васильевича.

– А сам Парфенов где?

– Да тоже на Москве, а где точно, того не ведаю. Будешь тут, увидитесь. Он часто сюда заезжает.

– А хоть какие-нибудь подворья не пострадали от огня?

– Мало. Одно такое осталось, князя Бурнова.

Михайло поморщил лоб.

– Погоди, это не тот ли князь, у кого дочь Анфиса?

– Тот, боярин.

– Он же с семьей своей уехал из Москвы, как татары подошли.

– Уехал, возвернулся. Князь молодой там только и обретается. С Анфисы этой глаз не сводит.

– Ясно.

– Ты знаешь, боярин, где подворье князя Бурнова?

– Знаю.

– Ну и езжай туда.

– Нет, устал очень, мне отдохнуть надо. Есть где?

– А вон в сарае. Для боярина, конечно, место не подходящее, но в доме покуда не выйдет.

– Да, вижу. А что там?

– Нары. Мы на них спим. Ложись и отдыхай, коли не хочешь в княжеские палаты.

– Коня где поставить?

– Да там же, у сарая.

– Лады. Приедет Василь, пусть разбудит.

– Скажу.

Бордак прошел к сараю, расседлал коня, привязал, поставил пред ним корыто с водой, бросил сена, которое чудом не сгорело, прошел внутрь.

Там было темно. Он постоял, пока привыкли глаза, разглядел нары вдоль стен, на них тулупы, матрацы, где подушки, свернутые зипуны, прилег у узкого оконца и тут же уснул.

Разбудил его Парфенов.

– Михайло, вставай, темно уже, работникам отдыхать надо.

Бордак с трудом разлепил веки.

– Василь, рад встрече. Темно, говоришь?

– В оконце глянь.

– Да, вечер. Ты только сейчас подъехал?

– Нет, ранее, но не хотел будить тебя. Спал ты крепко.

– Да, твоя правда.

– Подымайся, одевайся, поедем на мое подворье. Там кое-что уже сделали для меня. А где один устроился, там и второй поместится.

– Сейчас!

Бордак встал, и тут же в сарай зашли работники, начали класть на стол разную провизию. Отработали день, надо молиться, ужинать и спать.

Михайло с Парфеновым вышли во двор. Конь стоял там, где боярин и оставил его, увидел хозяина и затряс головой.

Бордак повернулся к Парфенову.

– Мне сказали, князь ты теперь.

Тот вздохнул и ответил:

– Да, князь. Отец мой погиб в пожаре.

– Соболезную.

– Тут, Михайло, каждому встречному можно соболезновать.

Бордак взялся за седло, но Парфенов остановил его.

– Да не суетись. Игнат! – крикнул он в сарай.

Оттуда вышел молодой мужик.

– Да, князь?

– Оседлай коня боярина.

– Слушаюсь!

– Вроде ты этим людям вольную дал, а начальствуешь, – проговорил Михайло.

– Так они сами от меня не уходят. Говорят, с хозяином легче.

– Это теперь, потом уйдут.

– Пусть. Для того и отпускал. А за работу заплачу. Будет на что свои дома поставить.

Молодой мужик оседлал коня. Бордак запрыгнул на него, Парфенов сел на своего, и они поехали на подворье князя.

Там дом был выше, кроме первого этажа, готова и половина второго, клеть, сарай, овин и изгородь с воротами со стороны улицы.

Мужчины зашли в помещение, уже пригодное для жилья. Особой обстановки тут не было, только стол да лавки вдоль стен.

Бордак взглянул на Парфенова и спросил:

– А почему ты, Василь, мне об Алене ничего не говоришь? Покуда я ездил в Крым, она должна была родить.

Князь замялся.

– Так и родила Алена, но, понимаешь…

Бордак почуял неладное, схватил товарища за грудки.

– Она жива?

– Да жива, Михайло, вот только…

– Что, Василь? Говори!

– Ребеночек мертвым родился.

Бордак оцепенел.

– Как так? Ведь я же сам чувствовал, как он в утробе бьется.

Парфенов вздохнул.