Конец каникул

Я кивнул. Мы постояли минуту, и Каминский говорит:

— С Козловской, что ли?

— Что с Козловской? — спрашиваю я его, потому что сразу не понял.

— Я говорю, с Козловской, что ли, идешь в кино?

— Ты что, спятил? — говорю я ему. — С Иркой в кино? Что тебе в голову взбрело?

Он мне ничего не отвечает, а сам, вижу, стал читать ценник билетов на стенке.

— Подорожали, — бурчит себе под нос. — Это потому, что кинотеатр теперь панорамный.

Но зубы мне не заговоришь. И чего это ему втемяшилась Ирка Козловская? Откуда он знает, что мы с Иркой знакомы?

— А ты, Каминский, я вижу, очень Иркой интересуешься. Ну и ходи с ней в кино, а мне голову не морочь. Кто-нибудь, наверно, глупостей тебе наболтал…

— Может, и наболтал. Да это неважно. Если хочешь знать, так она сама болтает подружкам, что ты за ней бегаешь.

— Сумасшедшая!

Я даже не разозлился, просто стало смешно. А смешно стало потому, что он обо всем этом всерьез, да еще смутился.

Из дома напротив кино, из открытого окна послышался по радио марьяцкий хейнал.

— Боже ты мой, уже двенадцать? — перепугался я. — Столько времени!

И тут-то мне вспомнились эти двое: Эльжбета, которая играет, конечно, с этими ребятами из техникума в теннис, и Зонтик, который ждет в своей квартире… Хотя нет, он-то не ждет! Старик вообще не знает, что мы вызвали ему врача. А врач приедет только в шесть вечера. Еще через шесть часов! Ничего себе…

— Знаешь, Каминский? Не надо мне билетов, — решил я. — Мне нельзя в кино!

— А что случилось?

— Видишь ли, я, собственно, ищу врача. Не знаешь, как найти? Нужен врач, быстро и даром! Есть какие-нибудь идеи?

— Мой брат. Да какой он врач? Погляди, как вчера вырвал мне зуб, вся физиономия распухла! Ноет и ноет… Хуже дантиста не найдешь. Никому не посоветую у него лечиться.

В самом деле, физиономию у него малость перекосило.

— Дантист не нужен. Эх, история… — сказал я с огорчением. — Теперь уж, пожалуй, ничего не придумаешь. Придется ему ждать до вечера. Такое дело…

— А что случилось? Болтаешься тут полчаса, и вдруг спешка. Кто заболел? — спрашивает Каминский.

Я рассказал всю историю. Последние три года Зонтик был у нас классным воспитателем. Но ведь и у них он вел свои предметы. Я и подумал, может, теперь всем этим займется Каминский, пойдет, скажем, к Зонтику или чего еще. А я сбегаю к Эльжбете… Мысль была неплохая, но я, конечно, не сказал об этом — как-то неудобно.

Каминский поморщился:

— Скверно… Да, ты влип. И надо же такому именно с ним случиться!

— Не понимаю…

— Не люблю Забеляка… Вы звали его Зонтик, да? Что ты на меня так уставился? Не люблю, говорю, и все… Одного учителя любят, другого нет.

— Ну и что из того, что не любишь?

Открыли кассу, толпа заколыхалась, все бросились вперед. Но дело пошло быстро. Минут через пять Каминский появился с билетами. Не знаю сам почему, но я его ждал, ведь от билетов я отказался. Он свернул гармошкой ленту с билетами, сунул в карман и остановился, глядя на меня. Словно задумался о чем-то.

— В общем-то, ты прав: что из того, что не люблю? — сказал он наконец. — Пошли на шахту!

— На кой бес опять на шахту? — удивился я. — Зачем?

— Чего дурака валяешь? «Зачем, зачем»! О чем мы с тобой все время толкуем? О враче, да? Ну, идешь? Или мне одному идти?

— А ты один пошел бы? — обрадовался я, и он, наверно, это понял: с улыбкой посмотрел на меня и пожал плечами.

— Почему бы нет? Дай только его адрес.

— Я пойду с тобой! — сказал я с досадой, и мы отправились вместе.

Я только рот разинул, глядя, как он это делает, я бы так не смог. Я думал, нас вышвырнут вон. Мне еще не случалось ходить куда-нибудь по делу, может, потому я и считал, что это так трудно. Сдать в школе взносы на комитет, сбегать на почту, в магазин… Что еще? Но это сущая чепуха. Мама тоже ни во что не вникала, делами занимался отец. Я давно считал, что он может все и выйдет из любого затруднения. Это было очень удобно. А теперь, оторопело глядя из угла, я завидовал, что не у меня, а у Каминского так складно все получается.

Он протиснулся между людьми, навалился на барьер, за которым сидела регистраторша, и сказал во весь голос: «Здравствуйте!» И все тотчас обратили на него внимание. В приемной у врача принято говорить вполголоса, как в церкви. И это обычное, в общем-то, «здравствуйте» прозвучало как гонг и произвело впечатление. Самое сильное, кажется, впрочем, на меня.

— Меня прислал директор шахты. Надо срочно связаться с врачом! Он в каком кабинете?

У меня перехватило дыхание. Ну горазд врать… Как он потом вывернется?

— Что случилось? Директор Хрущевский заболел? — оживилась регистраторша. Люди в очереди тоже.