Конец

Почему ни разу в этой дрянной жизни с грузом предательства супруг не отвез ее на Ниагарский водопад? Так думала Лавипентс. Она пришла к невероятному для нее самой выводу, что можно сесть на шестичасовой поезд и к ланчу быть уже на месте. Рокко придумал простенькую мелодию на пяти нотах и пел на один и тот же мотив – я тебе не верю, я тебе не верю, я тебе не верю, – отчего она начинала шипеть от ярости, как кошка. Были потом и плевки злобных слов, попытки выцарапать ему глаза, угрозы задушить его детей, но все закончилось в один момент, когда он, жалея, что не располагает более щадящими методами, выдал один-единственный точный удар ей в нос, чтобы раз и навсегда успокоить. По правде говоря, он с удовольствием приехал бы сюда, ведь до сих пор хранил несколько открыток, отправленных кузеном еще в бытность мальчиком его матери. Но как ему было воспитывать мальчиков в строгости, если они его не боялись, а как научить их бояться, если не поучить их мать, рассчитывая на благой результат в долгосрочной перспективе?

Ту его кузину Тату (племянницу матери и ее крестницу) выдали замуж за владельца мукомольного завода в Буффало. Два раза в год она отправляла домой письмо или открытку, а юный тогда Рокко, как обученный грамоте, должен был читать их всем, кто к ним захаживал. Занятие виделось ему постыдным, потому как уже в семилетнем возрасте он понимал, что его мать была для Таты духовником, письма предназначались ей одной, может, еще лишь для того, кто будет читать их для нее. Но маму это не беспокоило, она стала предательницей. Как сообщала Тата, у них был собственный дом с водопроводом в Буффало и мясо было легко найти. Она родила много детей, по окончательным подсчетам одиннадцать, трое из которых умерли. Мужа своего она не видела до той поры, когда между мужчинами путем почтовой переписки было достигнуто соглашение, тогда ее снарядили в дорогу, как белую рабыню, и отправили одну в шестнадцать лет на пароходе в Геную, а оттуда в Нью-Йорк. Он оказался мужчиной средних лет, косолапым, мылся редко, но часто брал с собой в бордель их старших мальчиков. Дядя, их сосед, которому Рокко тоже читал письмо, пожимал плечами и говорил: «Что ж, такова жизнь», а потом заставлял перечитывать более веселые куски, где рассказывалось о поездках на Ниагарский водопад и садах тюльпанов на бульварах. Письма перестали приходить, когда ему исполнилось четырнадцать. Спустя два года пришло одно от дочери Таты, которая сообщала, что мать умерла во время родов. Именно к одному из сыновей Таты и приехал восемнадцатилетний Рокко. Много позже, шесть лет спустя, когда он переехал в Огайо, где кузен обещал ему место на сталелитейном заводе, на котором ему так и не довелось работать, он дал себе слово позволить через пару-тройку лет экономной жизни роскошь приехать на Ниагарский водопад. Увидеть это знаменитое место.

Но потом он отвлекся на что-то.

Мысль поразила, подобно откровению. Все тревоги и бесполезная суета в его маленьком, как гроб, мирке с замазыванием пастой оконных щелей и борьбой с плесенью на швах между плитками в ванной и грибком на ногтях – весь это бред присутствовал в его жизни лишь потому, что случилось ему родиться маленьким человеком с маленькими глазами в маленькой комнатке, а, как оказалось, все это время ему было необходимо всего-то добраться до Ниагары, увидеть гиганта на огромном расстоянии, чтобы все заблуждения рассеялись. Он бы увидел совершенную точность в творении Господа. Здесь, на самом краю каньона, он заметил, как ветвь, унесенная потоком, скрылась из вида, упав вниз. Он пытался найти ее, вглядываясь в стену воды, но не смог. Мелкий недостаток терялся в грандиозности замысла. Чувство глобальной значимости особенно ощутимо, если сосредоточиться на мелочи.

Однажды ночью после партии в карты Д’Агостино разложил на полу кухни Рокко карту мира и заявил, что Норвегия подозрительно похожа по форме на Швецию, а Швеция – на Финляндию. Случайность ли это? Штат Огайо схож по форме со всеми Соединенными Штатами, только Порт-Клинтон вылез в озеро, как корявый Мичиган, изрезанное побережье Аштабулы, смотрящей на северо-восток; похож и маленький Мэн, и Айронтон, словно бородавка посередине, и Техас. Д’Агостино перевернул Австралию, и она тоже оказалась немного похожа на США, но с одной провисшей стороной и заливом с другой стороны. Только посмотрите, как эта перевернутая Австралия похожа на красный Китай.

Похожие формы, порядки, стиль жизни – все очевидно для того, кто пытался разглядеть это по внешнему виду. Такой ему часто представлялась туманная Европа.

В детстве он все улавливал инстинктивно. Став мужчиной, как-то позабыл об этом. А сейчас внутренние способности стали возвращаться.