Ранним утром следующего дня есаулец, огромный рыжий детина в стареньком атласном кафтане, ходил по тем улицам, где можно было пройти, а где нельзя – плыл на лодке, и оглушающе бил палкой по котлу-литавре, висевшей у него на груди.
– Атаманы-молодцы! – выкрикивал он. – Ка-за-ки!.. Все войско Донское!.. На круг… На кру-уг!.. Честная станица, сходись на беседу ради государева дела!..
И на его зов сходились казаки на городской майдан. Собираясь группами, они взволнованно обсуждали приезд царских стольников.
Илья Зерщиков, долговязый, как цапля, одетый в синий бархатный кафтан нараспашку, из-под которого виднелся голубой узкий шелковый домашний чекмень, озабоченно перебегал от одной группы к другой.
– Браты, – говорил он, – так помни уговор: говори, что, мол, у нас нет беглых холопов… Были, мол, да ушли…
– Не дадим!.. – возбужденно гудел рыжебородый казак в лазоревом зипуне, с жемчужным ожерельем на шее. – Не дадим! Дон никого не выдает! Никого, браты! – потрясал он кулаком.
– Правда истинная! – тонкоголосо вторил ему маленький казачок в синем бархатном полукафтане и в лаптях. – Не выдадим!..
– Не выдадим, Илья Григорьич, не выдадим! – заверяли Зерщикова взволнованные голоса.
На площадь прибывали все новые и новые толпы. Вскоре городской майдан был переполнен народом и гудел, как встревоженный шмелиный рой.
Толпы были пестрые, цветистые, в одеждах разных народов. Русское, черкесское, татарское, турецкое платье образовало яркую смесь. У большинства на шелковых персидских кушаках висело богатое оружие.
Все уже знали о цели приезда стольников.
– Не выдадим!.. Не выдадим!.. – гневно выкрикивали казаки.
Из становой избы вышли и направились к майдану войсковой атаман Лукьян Васильевич Максимов с булавой в правой руке, старшины, есаулы и царские стольники Кологривов и Пушкин. На майдане гомон сразу же замолк.
Атаман прошел в середину круга. Стольники последовали за ним.
Есаулы Позднеев и Иванов бросили наземь шапки, положили перед атаманом бунчук, как полагалось по обычаю. Максимов поднял его. Позднеев громко крикнул:
– Послухай, честная станица! Атаман трухменку гнет! [28]
Максимов снял шапку и обратился к казакам:
– Атаманы-молодцы и все войско Донское! К нам, царевым холопам, приехали царские послы с указом великого государя Петра Алексеевича… Послухайте, атаманы-молодцы, сей царев указ… Сейчас его прочтет нам стольник Максим Никифорович Кологривов… Послухай-те, молодцы, дa обскажите свой ответ.
Из толпы послышались раздраженные выкрики:
– Нехай прочтет!
– Ужо обскажем! Обскажем!..
Кологривов, сухой, бритый старик, снял треуголку, поправил парик, откашлялся.
– Донские атаманы и все храброе войско, – начал он, – челом бьем!
Оба стольника низко поклонились.
– По именному указу великого государя, – продолжал Кологривов, – велено мне со стольником Пушкиным ехать в казачьи ваши, государевых холопов, городки для сыску новопришлых на Дон после тысяча шестьсот девяносто пятого года, бежавших всяких чинов людей…
Кологривов развернул указ и начал нараспев гнусаво читать:
– «…На Дону до Паншина, и по Хопру, и по Медведице, и по Бузулуку, и по Северскому Донцу, и по Каменке, и по Белой и Черной Калитвам, и по Быстрой, и по Березовой, и по Яблоневой речкам в казачьих старых и в новопоселенных городках у атаманов и казаков взять сказки[29], откуда те казаки пришли и нет ли у них в городках беглых ратных людей, боярских холопей, крестьян и других чинов людей…»
– Ишь ты, дьяволы, зачем приехали! – одиноко донесся чей-то озлобленный голос.
По толпе прошел приглушенный ропот.
– Помолчите, атаманы-молодцы, – застучал булавой по бунчуку атаман. – Дослушайте царев указ.
– А чего его слухать? – дерзко прокричал чей-то голос. – И так все понятно.
Долго пришлось атаману успокаивать круг. Толпа затихла не сразу. То там, то сям вспыхивали еще гневные выкрики…
Кологривов внимательно поглядывал на толпу, дожидаясь, когда она успокоится, и когда все снова затихло, он продолжал чтение:
– «…Велим мы стольникам нашим Кологривову да Пушкину разобрать те сказки и всех казаков, кои были в азовских походах, оставить на месте, а казаков, кои не были в оных, сослать на речки у Валуек и Рыбного на поселение, а казаков – пришельцев на Дон после тысяча шестьсот девяносто пятого года с женами и детьми и со всеми их животы ссылать в те же городы, откуда они пришли…»
– Нету у нас беглых! – свирепо прокричал рыжебородый казак в лазоревом зипуне. Голос его гулко разнесся над майданом. Он прозвучал как сигнал.
– Нету-у!.. – подхватил рядом стоявший с ним седой высокий старик.
– Нету-у… Все мы тут давнишние казаки!..
– Все мы были под Азовом!
– Были беглые, да сплыли!
– Не трогай нас, боярин!..
– На Дон попал – говори пропал!..
Стольники встревоженно смотрели на возбужденную толпу. Они видели, как в воздухе угрожающе мелькали здоровенные кулаки, гневом сверкали глаза, корчились в надрывных, хриплых криках багровые от злобы лица.
Вспотевший атаман Максимов пытался успокоить круг:
– Помолчи, честная станица!.. Помолчите, добрые молодцы!..
Но голос его беспомощно тонул в шуме толпы.
– A-a-a!
– У-у-у!..