Кондотьер Богданов

Ландмейстер кликнул слугу и велел позвать сотника. Жидята явился скоро, видно, ждал неподалеку. Готфрид начал говорить. Ужас плеснулся в глазах сотника.

— Господин! — лицо сотника стало серым. — На моих глазах убивали кметов! Не было ни арбалетов, ни стрел, но они падали и более не вставали! Он убил всех! Это дьявол в обличье человека!

— Я не велю тебе сражаться с дьяволом! — рассердился Готфрид. — Этим займутся другие. Всего лишь проведи братьев к Сборску. Никто лучше не сможет.

— Мы не дойдем! Птица заметит нас с неба и плюнет огнем! Мы погибнем попусту! Дай другое повеление!

— Будет только это и никакое другое! — железным голосом сказал Готфрид. — Не послушаешь — отведут в темницу. Остаток жизни проведешь на цепи. Согласишься — Сборск твой! До скончания века.

Лицо Жидяты вернуло цвет. Он поклонился.

«Пес! — подумал Готфрид. — Трусливый, но верный».

Ландмейстер не опасался давать обещания. Жидята вряд ли уцелеет. Если все ж получится — пусть! На первых порах пригодится. Русскому легче совладать с русскими. Со временем Сборск станет крепостью ордена и, следовательно, получит комтура. Сотник сможет служить ему. Если захочет. Станет требовать обещанное… Хозяин прогоняет взбесившегося пса. Или убивает…

Жидята ушел, ландмейстер позвал слугу. Через короткое время в покоях явился новый гость. Он был приземист, круглолиц и лыс. Его черный кафтан и такого же цвета шоссы — одежда брата в мирное время, говорили о принадлежности гостя к ордену, хотя любой прохожий на улице подумал бы, что это купец.

— Садись, Бруно! — приветствовал его Готфрид. — Вина?

— Я завтракал! — отказался Бруно.

Ландмейстер внимательно посмотрел на брата-монаха. Лицо Бруно осталось невозмутимым.

— Бывал в Плескове? — спросил Готфрид.

— Давно! — сказал Бруно. — Сопровождал твоего предшественника.

— Тебя могут узнать?

Монах подумал и покачал головой.

— Я не снимал шлема. Только в трапезной, там посторонних не было. К тому же мы не задержались, уехали в тот же день.

— Очень хорошо! — сказал Готфрид. — В Плескове скажешься купцом…

Бруно слушал ландмейстера молча, даже не кивая. Желваки пробегали по его толстым щекам, но лицо оставалось бесстрастным.

— Когда ехать? — спросил, когда Готфрид умолк.

— Через день-другой, — сказал ландмейстер. — Пусть Казимир явится раньше. Ты — следом. Не думаю, что он тебя помнит, но постарайся не попадаться литвину на глаза. Ваши пути не пересекутся. Литовский князь и немецкий купец…

— Датский! — сказал Бруно. — Я говорю на этом языке. Лучше, если купцом буду только я. Остальным не нужно. Выправку и привычки воина скрыть трудно. Я могу, другие — нет. В Вендене гостят купцы из Дании, собираются в Плесков. Много товаров, большой обоз. Давно б выехали, да нет охраны. Своя взяла расчет и загуляла в Риге. Рассчитывали найти здесь.

— Не желательно, чтоб из ордена!

— Кнехты могут сказаться наемниками, которых выгнали за богохульство. Обычное дело. Я купец, который их нанял. Попрошу взять в обоз. Купцы обрадуются: не надо платить охранникам.

— Я не ошибся, позвав тебя! — сказал Готфрид. — В ордене трудно сыскать лучшего лазутчика!

— Все мы служим Деве Марии! — сказал Бруно.

— Служить можно всяко! — не согласился ландмейстер. — Я поручил тебе трудное дело.

— Борьба с язычниками не бывает легкой! — сказал Бруно. — Если это послужит славе Господа…

— Послужит! — заверил Готфрид.

— Вот еще… — сказал Бруно. — Если возникнут трудности, могу пленников убить?

— Разумеется! Но желательно привезти живыми. Хотя бы одного.

— Кого предпочтительней? Мужчину или женщину?

— Мужчину.

Бруно встал.

— Людей отбери сам! — напутствовал Готфрид. — Из тех, кто не бывал в Плескове. Десятка хватит?

Бруно кивнул и вышел.

Следующего посетителя Готфрид встретил, сидя за столом. Юный воин, перешагнув порог, почтительно поприветствовал ландмейстера.

— Брат Адальберт! — торжественно произнес Готфрид. — Готов ли ты служить Господу!

— Готов! — воскликнул юноша и покраснел.

— Садись! — велел Готфрид.

Брат Адальберт примостился на краешке скамьи и слушал почтительно, ловя каждое слово. Глаза его горели восторгом. Готфрид с трудом скрывал улыбку. Некогда он был таким же. Третий сын барона фон Рогге, выросший без надежды получить наследственные земли. Таким дорога одна — в братья-монахи. Готфрид сумел подняться от простого брата до ландмейстера, теперь семья им гордится. Адальберту это не суждено. Седьмой сын захудалого рода… Семья не будет горевать. Срубленный сук родового дерева не помешает ему расти. Наоборот. Иметь в роду брата, павшего за веру, почетно…