Кондор улетает

Он посмотрел на свои ладони. Они были такими же, как всегда. Наморщив нос, он вдохнул запах шлюхи, смакуя его, как духи. Нищета и грязь.

Он зашагал быстрее, и тут вдруг его пальцы и ступни обрели способность чувствовать. Внезапно, с острой болью. Когда он наконец добрался до отеля и подозвал такси, каждое движение давалось ему с невероятным трудом. Он стискивал зубы, в глазах у него стояли слезы.

— Подождите, — сказал он шоферу и махнул парнишке, который все еще шел за ним и остановился в десяти шагах. — Нам ведь надо в одно место. Я тебя подвезу.

Роберт Кайе молча влез в машину.

Оливер откинулся на спинку сиденья и сложил кончики пальцев, радуясь колющей боли.

Роберт

Когда Старик поманил его в такси перед отелем «Сент-Чарльз», Роберту Кайе, кэджену из Белл-Ривера, был двадцать один год. Отца он не знал, а мать умерла, когда ему исполнилось двенадцать. Он жил у дяди, спал на соломенных тюфяках в рыбачьих хижинах, работал на люгерах, пока ладони не превратились в сплошные раны, а руки не покрылись язвами от едкой слизи моллюсков на сетях; плавал на устричных судах и не находил себе места от боли в плечах и спине… Однажды (он работал тогда у Теофиля Бошана) что-то сильно хлестнуло его по ноге, и, посмотрев вниз, он увидел зубатку — ее спинной плавник впился ему и икру. (Чтобы не замочить брюки, он засучивал их выше колен.) Его обожгла не столько боль, сколько мысль, что он смешон. Он словно увидал, как стоит, разинув рот, и на его ноге бьется рыба.

После этого он больше не нанимался к рыбакам, а отправился в Батон-Руж, голосуя на шоссе. Рана болела всю дорогу, один нарыв сменялся другим, а когда через несколько месяцев нога зажила, на ней остался большой белый шрам.

В Батон-Руже он работал сперва чистильщиком сапог, а потом рассыльным в аптеке. Эта аптека была ширмой бутлегера, и Роберт начал доставлять клиентам спиртные напитки. В конторе Оливера в Новом Орлеане он появился по вполне законному делу: бутлегер в Батон-Руже (которого снабжал Оливер) послал с ним Оливеру мешок отборных раков. Роберт втащил но лестнице тридцатифунтовый мешок и поставил его в углу. Морис Ламотта выяснил, зачем он явился, они имеете снесли мешок вниз и отвезли его прямо на кухню Старика. Ламотта терпеть не мог раков, Старик тоже. Но они всегда принимали любые подарки с изысканной вежливостью. По дороге Ламотта, чтобы отвлечься от мысли о сотнях раков, которые копошились, дрались и пожирали друг друга в мешке, завел разговор с Робертом. Простая вежливость сменилась искренним интересом, и он спросил, не хочет ли Роберт Кайе работать в Новом Орлеане.

— На кого? — сказал Роберт.

Ламотта неопределенно заметил, что это вряд ли так уж важно. Да, конечно, лишь бы он получал, деньги, а кто их платит, никакого значения не имеет.

И следующие два года Роберт Кайе развозил контрабандные спиртные напитки на службе у Старика. Его самого он видел лишь издали, а дело имел только с Морисом Ламоттой. По воле случая в то утро, когда Старик ушел из конторы, Роберт Кайе дожидался там новой партии, и Ламотта отправил его следить за хозяином, потому что никого другого под рукой не оказалось.

— Иди за ним, — сказал Ламотта. — Просто иди за ним.

На протяжении этого дня Роберт несколько раз звонил в контору, сообщая, на какой они улице. Его исполнительность и находчивость так понравились Ламотте, что он и на следующий день дал ему то же поручение. И на третий. День за днем Роберт удивлялся, откуда у Старика на шестом десятке берется столько сил. Он шел вперед, как заводная кукла, почти не сгибая ног и не уставая. Роберт ругался и шел следом. Ничего подобного он еще ни разу не видел, но не старикашке его вымотать, пусть и ополоумевшему…

Когда Старик позвал его в такси, Роберт был измучен. Не меньше Старика, решил он.

— Сегодня ты переночуешь у меня, — сказал Старик. — Утром для тебя будет работа.

— Слушаю, сэр. — Роберт так устал, что чуть было не забыл позвонить Ламотте и отчитаться. Как оказалось, в последний раз.

В следующие годы Старик поручал Роберту самую разную работу. Он торговал за прилавком в магазине на нижнем этаже, обливаясь потом в летний зной; стоял за конторкой в отеле Старика — подтянутый любезный ночной портье (отель был дорогой). Он объезжал тайные забегаловки и ночные клубы, поставщиком которых был Старик, — он только наблюдал, давая почувствовать свое присутствие, в согласии с инструкциями Старика. Он выплачивал мелкие суммы полезным людям, главным образом постовым полицейским. Старик всегда платил из рук в руки. «Начальнику участка никак нельзя доверять денежных раздач», — говорил он. А потому Роберт вручал бумажки по десять и по двадцать долларов, присовокупляя дружескую улыбку.