— Такова уж их судьба! — улыбнулась Талис, — Ими с незапамятных времен лакомился Тог. Некогда их были тысячи, сейчас — едва сотни. Еще несколько поколений, и останутся единицы, а Тогу придется искать поживу в другом месте или убираться туда, откуда появился. Ксуталийцы знают о том, что их ждет, но даже не помышляют о бегстве, они давно уже смирились с этим. Вы не поверите, но вот уже несколько поколений никто из них не выходит из города дольше, чем на пару часов. А я видела старинные карты, нарисованные на пергаменте, на них, в дне пути в южном направлении, указан оазис, еще в дне пути дальше — второй, а там уже и до края пустыни рукой подать. Но так далеко никто из горожан пойти теперь не решится. Они хуже растений, всех их погубили лотосные сны. У них есть золотистое вино с чудесными свойствами, которое залечивает любые раны и возвращает силы даже после самых разнузданных оргий, — его они и пьют. И спят, спят… И все же, несмотря на сонное отупение, все они судорожно цепляются за жизнь, когда приходит их час, да вы сами в этом убедились. Мне тоже приходилось видеть перепуганных горожан, а однажды весь город переполошило известие о том, что Тог покинул свои подземелья. Люди бегали по улицам, рвали на себе волосы, пока наконец не выскочили за ворота. Посовещавшись там, они бросили жребий и оттащили того, на кого он пал, связанным по рукам и ногам в одну из комнат, чтобы Тог, удовлетворившись жертвой, оставил их в покое.
— Бежим отсюда! — рыдала Натала. — Бежим скорее!
— Замолчи! Еще не время! — шикнул на нее Конан, любуясь белым, словно слоновая кость, телом прекрасной стигийки, — Но скажи, Талис, как ты оказалась в этом городе?
— О, я попала сюда еще ребенком, — ответила она, томно потянувшись и заложив руки за голову. — Я принцесса, ты, надеюсь, уже понял это. Меня похитил из отчего дома один из принцев-мятежников, он шатался по свету с бандой кушских лучников, все искал место, чтобы основать собственное королевство, пока не заблудился в пустыне. В конце концов и он сам, и его люди умерли от жажды. Я обязана жизнью одному из лучников — он, прежде чем испустить дух, посадил меня на верблюжью спину. Это славное животное притащило меня, полумертвую, прямо к воротам этого города. Потом мне рассказывали, что однажды утром увидели за воротами мертвого верблюда, а рядом с ним полузасыпанную песком девушку. Горожане принесли меня в город и отпоили вином. Так вот я и выжила. Я не знала их языка, но они очень быстро изучили мой. Особенно старались мужчины. И вовсе не потому, что стигийский язык им так понравился, — ради меня они готовы были бросить все, даже свои сны.
Она бесстыже рассмеялась, бросив откровенный взгляд на киммерийца.
— Их женщины ужасно ревнивы, — продолжила стигийка. — Они, кстати, очень красивы, и если бы не желтоватый оттенок кожи да не припухшие от сна веки, их красота вообще была бы совершенной. Здешних мужчин прельщает не столько моя красота, сколько то, что я совсем иная, чем их женщины. Я, правда, тоже вкусила лотосового сна, но мне это не понравилось, я предпочитаю жить наяву, а не в розовых снах, как те желтые лунатики. Ксуталийцы охочи до женских ласк и знают в них толк. Я бы посоветовала тебе своей рукой избавить от мучений эту несчастную девушку, прежде чем они дорвутся до ее тела. Сладострастной похоти этих распутников ей не вынести — слишком слаба. Мне не было и пятнадцати лет, когда я впервые приняла участие в мистериях в честь богини Деркето, но где нашим жрецам тягаться с ксуталийцами по этой части! У них вся жизнь проходит в снах и оргиях.
— Какая мерзость! — сплюнул презрительно киммериец.
— О, это дело вкуса, — усмехнулась Талис, опуская глаза.
— Ладно, нам пора, — поднялся Конан, — только время даром тратим. Мы не собираемся сидеть здесь и ждать, пока не проснутся эти негодники или не появится Тог. Чем дольше мы здесь находимся, тем больше мне кажется, что в пустыне гораздо уютнее, чем в этом злосчастном городе.
Натала плохо говорила по-стигийски, но знала язык достаточно, чтобы понять, о чем шла речь, поэтому она охотно сорвалась с места, готовая не медля ни минуты отправиться в путь.
— Покажи нам дорогу, и мы уйдем отсюда, — сказал киммериец, не сводя глаз с нагого тела прекрасной Талис. Та, отлично понимая значение блуждающего по ее высокой груди и стройным бедрам жадного взгляда, лениво потянулась, словно персидская кошка.
— Идите за мной, — махнула она рукой и пошла впереди, покачивая бедрами. Они шли по незнакомым залам, но, прежде чем в сердце киммерийца зародилось подозрение, что дело нечисто, остановились в маленькой комнате со стенами, выложенными слоновой костью, и фонтаном, тихо журчащим в ее центре.
— Ополосни личико, милая, — обратилась Талис к На-тале, — Ты вся в пыли, даже в волосах песок.