Конан из Киммерии

Они поняли это раньше, чем он. Один из колдунов перевел свой взор на Гитару. Сопротивления он не встретил. Девушка сжалась и поникла, как засохший лист. Ведомая повелительным наказом, она вырвалась из объятий любовника прежде, чем он понял, что происходит. Тогда началось самое ужасное. Девушка стала отступать к краю обрыва, обращенная лицом к своим преследователям, глядя на них черными расширившимися глазами, пустыми, как окна дома, в котором погас свет. Хемса застонал и потянулся к ней, попав в расставленную ему ловушку. Он не мог собраться с мыслями, чтобы отбить атаку противников. И в тот же миг превратился в побежденного, был уже только игрушкой в их руках. Девушка продолжала отступать, идя неуверенно, как во сне, а Хемса, спотыкаясь, шел за ней, напрасно пробуя ее поймать, охая и всхлипывая от отчаяния. Он двигался, как живой труп.

Девушка замерла на самом краю пропасти, стоя неподвижно, с пятками над провалом, а Хемса, упав на колени и причитая, полз к ней, протягивая вперед руки, чтоб удержать ее от падения. Уже почти прикоснулся к ней одеревеневшими пальцами, но один из чернокнижников рассмеялся громким, как бронзовый звон колокола ада, смехом. Девушка зашаталась, и — о вершина жестокости! — чувства и сознание на мгновение вернулись к ней, и в ее глазах появился смертельный ужас. Она вскрикнула, попробовала было ухватиться за протянутую к ней руку любовника и не смогла этого сделать — с глухим криком упала в пропасть.

Хемса добрался до края пропасти и безумным взглядом посмотрел вниз, беззвучно шевеля губами, что-то шепча про себя. Обернулся и долго смотрел на своих мучителей широко раскрытыми глазами, в которых не было ни искры человеческого. Потом с криком, от которого стали трескаться скалы, бросился на четырех чернокнижников, держа нож в поднятой руке.

Один из колдунов шагнул вперед и топнул ногой, раздался глухой треск, перешедший затем в оглушительный рев. В том месте, где он ударил ногой, раскрылась и стала мгновенно увеличиваться трещина. С оглушительным звуком весь этот кусок выступа скалы рухнул вниз. Среди падающих камней мелькнула и фигура Хемсы, отчаянно взмахивающая руками, потом все исчезло под лавиной, с грохотом сползающей в бездонную пропасть.

Четыре мага сосредоточенно смотрели на потрескавшийся край пропасти, потом вдруг обернулись. В это время Конан, сбитый с ног внезапным сотрясением земли, вставал и помогал подняться Жазмине. Ему казалось, он двигается очень медленно и так же медленно соображает. Он был ошеломлен. Знал, что должен немедленно посадить Деви на черного жеребца и помчать, как вихрь, но его телом и мыслями овладела непонятная тяжесть.

Потом чернокнижники повернулись и посмотрели на него, подняв руки, и Конан с ужасом увидел, что их фигуры как бы расплываются, становятся туманными и невыразительными, потом исчезают в пурпурном дыму, который вдруг стал клубиться вокруг них, скрывая их от взоров Конана. Пурпурное, клубящееся облако скрыло магов… И вдруг Конан сообразил, что этот алый туман окружает и его. Услышал крик Жазмины и пронзительное ржание жеребца. Страшная сила вырвала Деви из его объятий и швырнула его о камни, как перышко, когда он наугад стал разить кинжалом. Наполовину оглушенный, он увидел, как конусообразное облако возносится над вершинами, быстро удаляясь. Жазмина исчезла вместе с четырьмя колдунами в черных одеяниях. На выступе скалы остались только Конан и испуганный конь.

7 По дороге на Имш

Мгла в мозгу Конана рассеялась под порывом вихря. С ужасным проклятием вскочил он на спину ржущего и брыкающегося жеребца. Посмотрел на склон, поколебался и двинулся в том же направлении, в котором намеревался ехать до того, как его задержали здесь штучки Хемсы. Но теперь он уже ехал не шагом, а пришпорил жеребца. Конь помчал, как молния, словно этим внезапным движением мог избавиться от страха. Они неслись сломя голову по выступу, по которому вилась вдоль скалы узкая дорога над пропастью. Дорога эта бежала зигзагом, лепилась к неровной скале, и в какое-то мгновение далеко внизу Конан увидел то место, куда упала лавина: огромная груда разбитых камней и валунов у края гигантского обрыва.

До дна долины было все еще далеко, когда он домчался до длинного и широкого ребра, ведущего на другой склон как естественный мостик. Он поехал по нему. По обе стороны лежали почти вертикальные склоны. Он видел перед собой тропку, по которой ехал, а где-то внизу тропа спускалась со склона на дно долины и, сделав огромный крюк вдоль русла высохшей реки, возвращалась под скалу, на вершине которой сейчас находился Конан. Киммериец проклял необходимость делать крюк, но другого выхода не было. Спускаться вниз напрямик было бы самоубийством. Только птица смогла бы сделать это, не сломав себе шею.