Конь в малине

– Прости, но иначе я поступить не могу… Давай покурим.

Мы выкурили по сигарете.

– Знал бы ты, Максима, – вздохнула она, – как мне не хочется туда ехать! Я бы с тобой совсем в другое место поехала, конь в малине!

– Куда же? – Я сделал вид, будто не понял.

– А где пара мягких подушек и нет никого.

Я погладил лежащие на баранке пальцы:

– Это от нас с тобой не уйдет, конь в малине!

Инга снова вздохнула и включила зажигание.

48

– Там есть консьерж, америкен бой.

– Что же ты раньше не сказала, конь в малине! – Я фыркнул. – Кто он? Молодой?

Машина стояла возле шестнадцатиэтажной башни из стекла и арлона – этакой избы на куриных ногах. Правда, в отличие от курицы, тут ног было не две, а четыре.

– Дяденька лет пятидесяти пяти. – Инга взяла с заднего сиденья сумочку и вытащила из нее шприц-тюбик. – Это снотворное. Выключает человека через секунду… Мне бы не хотелось, чтобы консьерж меня видел.

Я все понял. Забрал у нее шприц.

– Давай-ка проедемся, поищем магазинчик, где еще торгуют спиртным.

Мы нашли магазинчик «24 часа» за углом. Я выскочил, купил флакон коньяка.

Вернулись назад.

– Сиди в машине, девочка, пока не позову.

– Хорошо. Будь, пожалуйста, осторожен.

Я вернул на место бороду, выбрался наружу, скрутил пробку, прополоскал рот коньяком, выплюнул. Полфлакона вылил в кусты шиповника. Подошел к дверям, разобрался с домофоном, позвонил консьержу.

Тот открыл.

– Чего тебе, парень?

Я оценил его мгновенно: похоже, выпить дедок не дурак. Особенно, на халяву…

– Слушай, отец! – Я дыхнул на него коньяком. – Тут у тебя телка одна обитает. Риткой зовут. Рыжая такая… Как бы ее на стрелку высвистать?

Дедок глянул на меня с подозрением:

– Чего-то ты путаешь, борода! Нет в моем доме ни одной Ритки. Я ведь всех знаю.

– Как нет! Она мне этот адрес назвала.

В глазах консьержа родилось сочувствие.

– Продинамила тебя, видно… Нет у нас таких. Тут живет народ все больше серьезный.

– Вот зараза! Сбежала! Весь вечер ее, суку драную, поил! Ну, только встреться мне, мокрощелка! – Я достал флакон, отвернул пробку. – Тьфу, бл…дь! Не могу с горла! У тебя, отец, стакана нет? Составь компашку.

Через полминуты мы были в его комнатенке. Еще через полминуты он опрокинул грамм сто из моего флакона, а еще через пять секунд я воткнул ему в предплечье шприц-тюбик.

– Ты, борода, это… – Он отрубился на полуслове.

Я аккуратно пристроил его на диванчик, чтобы дедок не разбил голову, вышел на улицу и свистнул Ингу.

Та долго себя ждать не заставила. Видно, решившись на что-либо, сразу становилась энергичной.

– Спит?

– Как сурок. Долго эта штука действует?

– До утра продрыхнет. И помнить ничего не будет.

Мы вошли в дом, заперли за собой дверь, сели в лифт. Инга нажала кнопку четырнадцатого этажа.

– Может, все-таки вернешься в машину? – сказал я, когда лифт полетел наверх.

– Не вернусь, конь в малине, отстань! Куда иголка, туда и нитка…

Лифт остановился, и мы вышли.

Прекрасно, на площадке всего две квартиры. На дверях, к которым направилась Инга, табличка «Д-р Б.С.Кунявский».

Я встал чуть в сторонке, а Инга нажала кнопку звонка.

За дверью послышалась переливчатая трель, протопали чьи-то ноги, щелкнул замок.

Гипнотизер оказался чуть старше меня, лет тридцати трех-тридцати пяти, брюнет с явно намечающейся лысиной, рост – около метра семидесяти. Узкие плечи и растущее брюшко говорили о его равнодушном отношении к собственному телу. Взгляд карих глаз выглядел странноватым, пока я не понял, что доктор Кунявский носит контактные линзы.

– Чему обязан, Инга Артемьевна? О-о, никак вы теперь носите парик! Зря, блондинкой вам лучше! А это кто с вами?

Я содрал с физиономии бороду.

У доктора отвалилась челюсть, и забегали глаза. Впрочем, он сразу взял себя в руки.

– О-о! И господин… э-э… Арчи Гудвин здесь? Чем обязан такому визиту!

– Может быть, вы пригласите нас в дом, Борис Соломонович? – сказала Инга.

– Минутку, друзья! – Я подошел к хозяину и быстро ощупал карманы.

Оружия при нем не оказалось.

– Мой стерлинг в сейфе. Я никогда не ношу его с собой. Я ученый, а не солдат! Прошу вас в мою обитель!

Мы ввалились в прихожую. Я тут же обшарил взглядом стены. Телекамер, на первый взгляд, не было, но береженого бог бережет…

На противоположной стене висел календарь, изображающий каких-то индийских богов. За ним вполне можно было спрятать камеру.

И я повторил процедуру обшаривания – на этот раз с помощью искателя. Конечно, окажись за календарем телекамера, процесс проверки выдал бы гостей с головой, но мне в очередной раз повезло.

– У меня нет жучков, – сказал Кунявский. – Это было одно из моих условий, прежде чем я согласился работать с органами. Я люблю дом с глухими стенами, а не аквариум, в который может сунуть нос кто угодно.

Возможно, он говорил правду. Но рисковать в любом случае не стоило.

– Действуй, – прошептал я Инге. И повернулся к доктору: – Никаких лишних движений и слов, иначе… – Я выдернул из кармана пистолет.

Инга тут же повисла у Кунявского на плече:

– Не ждал меня, Боренька! Не ждал, бука! А я – вот она! Дай, думаю, загляну, как тут мой лапушка!