Кон

- Заблудился, - признал он честно. Впереди скрипнула дверь - явственно и тоже, кажется, насмешливо. Тимур оказался в маленьком зале; направо вели три одинаковых двери, средняя была чуть приоткрыта, и сквозь неширокую щель пробивался электрический свет. Тимур вошел. Разнообразная аппаратура занимала Собой почти все пространство небольшой комнаты. Здесь мог одновременно находиться только один человек - либо стоять столбом посреди всего этого нагромождения техники, либо сидеть на высоком вертящемся стуле с вытертой обивкой. В стене напротив двери имелось прямоугольное окошко, Тимур увидел собственное отражение в стекле - настороженные круглые глаза, темные волосы, налипшие на потный лоб... Да ведь он весь по-щенячьи мокрый, и не от дождя, та влага осталась внизу, на плаще...

Свет в аппаратной померк, и тогда вместо собственного бледного лица Тимур увидел сцену. У него захватило дух. Сцена была рядом, прямо перед глазами. Сцена казалась огромной, сцена была клочком потустороннего мира, в одиноком белом луче, "простреливавшем" из кулисы в кулису, подрагивал воздух, будто над костром... А возможно, Тимуру померещилось. Ведь совершенно готов был увидеть здесь чудо - и увидел; эта сцена была главным достоянием Кона, его лицом. Здесь те, кого Кон принял, имели полную власть над чужими душами. А те, кого Кон отверг... Тимур не стал думать дальше. Просто оборвал мысль, как ненужную нитку. Одинокий луч на сцене погас, и вспыхнул свет в аппаратной. Темное окошко превратилось в зеркало - Тимур снова увидел себя, на этот раз счастливого, с круглыми горящими глазами. Стоит взять себя в руки. Излишняя восторженность - ни к чему; Кон не любит дураков... Чужой взгляд не исчезал, хотя смотреть было, в общем-то, неоткуда. Темноты вокруг Тимура почти не осталось - вокруг были деревянные стены с наклеенными на них календарями, пульты, такие пыльные, будто к ним не прикасались много лет... Тимур присмотрелся. Вся аппаратура, новая и древняя вперемешку, выглядела откровенно брошенной. Пыль, оборванные кабели, старая лента, застрявшая в головке магнитофона. Возможно, для Кона все это бутафория?! Вовсе не намагниченная лента вызывает к жизни музыку на этой сцене... неудивительно, если учесть, как звучат на Коне фонограммы - любые, самые примитивные... Конечно, если Кону нравится спектакль.

Тимур резко обернулся к окошку - ему показалось, что за стеклом промелькнула бледная тень, Нет, ему не показалось. С той стороны в окно смотрели. Человек. Скудный свет из рубки падал на его бледное лицо. Дегтярев.

***

- Здравствуй, Тима! Ты уже принес фонограмму? Классно, молодец...

Тимур в который раз поразился умению Дегтярева менять лицо. Сейчас это - заботливый отец, искренне желающий сыну успеха. Конечно, ведь Кон слышит их разговор... Интересно, умеет ли Кон распознавать человеческое притворство? Игру не на сцене, а в жизни? Тимур улыбнулся. Дегтярев глупец... Ведь Кону нет дела до их отношений: даже если они обменяются самыми грязными оскорблениями, даже если передерутся, Кон не скрипнет и дверью, ему, образно говоря, плевать. Вот если бы Дегтярев решился, например, украсть или испортить фонограмму - тогда бы Кон вступился, ведь для него абсолютная ценность - спектакль... Спектакль, а не какие-то там человеческие разборки. Возможно, Дегтярев тоже понимал это. Но все-таки лицемерил по старой, въевшейся в плоть привычке.

- А ведь сегодня мой спектакль, Тима, сегодня "Комедия характеров"... Ты уже его видел?

- Нет, - сказал Тимур.

Врать не имело смысла. Дегтярев смутился. Или сделал вид, что смущен:

- Вот какая история... У меня ведь именно на сегодня нету контрамарок.

- Ничего, - сказал Тимур. - Когда-нибудь посмотрю. Надеюсь, он не скоро сойдет со сцены?

В глазах Дегтярева промелькнула настоящая холодная злость. Что за намек померещился ему в словах сына - Тимур задумываться не стал.

Обратно Кон не вел его; Тимур некоторое время возвращался прежним путем, а потом заблудился по-настоящему. Театр заполнялся людьми; Тимур слышал отдаленные голоса. Собирались актеры "Комедии", собирались цеха, хлопали двери - без участия Кона, по воле каких-нибудь легкомысленных гримерш. Вся эта вечерняя жизнь происходила где-то рядом - и далеко: за сорок минут блуждания по коридорам Тимур не встретил ни единого человека, да он, собственно, и не стремился...

В какой-то момент он устал. Опустился на ступеньку, холодную, бетонную и не очень чистую. Когда он был совсем маленьким... Лет до шести. Мать водила его за кулисы Кона... Помнится, он даже ждал ее в гримерке, рисовал цветными карандашами, которые привез из какой-то экзотической страны добрый папа Дегтярев... Тогда Кон не казался ему чем-то особенным. Просто здание, просто театр, точно такой же, как все другие театры...