Она с трудом оторвала глаза от оборванной надписи. Снова взглянула на плотно закрытый занавес; прозвенел звонок, собирающий зрителей на второе действие, а в фойе вызывающе-звонко хлопнула входная дверь... Грета Тимьянова протянула номерок перепуганной гардеробщице - спустя секунду та испугалась еще больше, обнаружив крючок, на котором прежде висело длинное серое пальто - пустым. Грета не стала возмущаться, не стала слушать и сбивчивых обещаний-оправданий, а просто усмехнулась и двинулась к двери как стояла, без верхней одежды. Она вышла в темноту декабрьского вечера; снег летел почти горизонтально, с сухим шелестом бился о круглые афишные тумбы. "Десять Толстяков".
- Конец Кона! - выкрикивал сквозь ветер незнакомый молодой мужчина в светлом пальто до пят.
- Это конец Кона, конец эпохи, вы попомните мои слова!
Грета отвернулась. , "Ве...ись...." - было написано на ближайшей тумбе, прямо на стекле, поверх какой-то афиши. Надпись оплывала, менялась, как будто ее смывали мокрой тряпкой, а потом писали снова: "Нужно... не... ненужно... должен... должна..."
- Ты свихнулся, - сказала женщина.
"Ве...ер...нись..." - буквы меняли очертания. Улетали вместе со снегом. Возникали снова. Грета повернулась, чтобы идти к метро. Ей казалось, что тумбы заступают ей дорогу. Что они готовы сойти со своего столетиями неизменного места, чтобы удержать ее.
Не удержали. Обхватив плечи руками, женщина в черном шла сквозь белую пургу; на углу остановилась. Оглянулась - беззвучно расходились зрители. Подернутое снежной пеленой здание театра сияло всеми окнами; женщине показалось, что на нее смотрят десятки желтых глаз...
Она свернула, но не к метро, а в противоположную сторону. К служебному входу. Дверь открылась сразу же, как только рука ее коснулась ручки. Зеленоватой круглой луной висел посреди прихожей фосфоресцирующий циферблат.
"Пожалуйста" - было написано прямо поверх черных стрелок.
...Путь ее был короток, привычен, многократно когда-то пройден. Вот и дверь гримировальной комнаты; женщина постояла, закусив губу, потом шагнула вперед, рванула дверь на себя...
Стены - от пола и до потолка - были вместо афиш увешаны карандашными рисунками на вырванных из тетрадки листах. Нарисованные ребенком люди ссорились и мирились, звали и прогоняли; среди всей этой человеческой суеты выделялся одинокий портрет темноволосого мальчика с большим улыбающимся ртом.
"Помоги..." - кривая надпись на зеркале.
Грета Тимьянова закрыла лицо руками, прочитала сквозь неплотно сомкнутые пальцы:
"Помоги... мне. Я хочу еще раз посмотреть этот спектакль. Его спектакль. Еще раз. Это необходимо..."
Женщина протерла глаза. Чтобы получше разобрать расплывающуюся строчку:
"Я хочу понять".