Кон

Некоторое время он сидел над остывшей тарелкой. За окном давно уже стояла темнота; маленькая лампа над раковиной была сейчас единственным источником света во всей их небольшой квартире. Наконец Тимур встал. Включил свет в гостиной; постоял перед дверью маминой комнаты. Решился. Вошел. Мать лежала в темноте - на диване, лицом вниз.

- Ма, - сказал Тимур, остановившись в двух шагах от дивана. - Ты же сама играла на Коне. Почему тебе кажется странным, что я тоже хочу попробовать?

Молчание.

- Ма... Я уверен в себе. Я знаю: то, что я сделал... то, что мы сделали, - это по меньшей мере хорошо...

Мать пошевелилась. Села.

- Мой учитель, Григорий Петрович...

В темноте Тимур не видел ее глаз.

-..Всю жизнь ставил великолепные спектакли, - негромко продолжала мать. - Получил все возможные звания, награды, призы... Воспитал два поколения учеников... И ни разу не обращался к Кону! А под старость не выдержал... видно, жил в нем этот червячок - быть признанным Коном... И поставил премьеру на Коне! Я была в зале... все его ученики были в зале... Зал был... битком - знаешь, Кон любит, когда в проходах стоят...

И мы увидели, что наши старые артисты, наши золотые дедушки и бабушки, наши кумиры... что они бездарно врут. Что они патетичны. Что они некрасивы, пафосны, неискренни... Кон не принял этого спектакля, уж не знаю почему. Те же старики в других спектаклях Кона блистали... А этого спектакля Кон не принял, и мы, сидящие в зале, увидели все, что нам полагалось увидеть. И они, увенчанные лаврами старики, поняли все, что им надлежало понять...

Сразу после премьеры было три инфаркта. А Григорий Петрович...

- Я прекрасно помню эту историю, - сказал Тимур.

- Что ты можешь помнить, ты тогда был пацаном...

- Я знаю, что Кон жестокий.

Мать усмехнулась в темноте:

- Ты не представляешь, до какой степени жестокий. Но узнаешь, если Кон не примет твоего спектакля. Тогда тебе придется менять профессию, Тимур, менять навсегда... ты это понимаешь?

- А если Кон примет?

Мать помолчала.

-...А твои артисты, все эти странные ребята... которые не хотят идти в нормальный театр, не хотят бегать в массовках и выпрашивать эпизодика... Которые хотят сразу - и на Кон! Которым тоже придется идти в гардеробщики сразу после премьеры... и дай-то бог, чтобы все они остались живы и здоровы, если Кон не примет спектакля...

- А.если примет?

Новая пауза.

- Ты помнишь тех провинциалов... как их...

- Три года назад?

- Их предупреждали тоже...

- ...наш спектакль с этой провинциальной самодеятельностью?!

- Я не сравниваю. Я просто вспоминаю. Их предупреждали. Они влезли на Кон со своей драмой... Помнишь? Девчонка, которая играла героиню, потом в психушку на два года... Такая депрессия... Ты помнишь?! Это все на твоих глазах было! Это не чьи-нибудь россказни, сам там был и все видел!

- Их предупреждали, - глухо сказал Тимур.

- Тебя предупреждают тоже. Прямо сейчас.

- Мама! Речь идет о хорошей профессиональной работе. Я не хочу сказать, что это гениально, но...

- Нет, Тима. Именно "гениально". Ты в этом уверен. Тебя разубедят только свист и улюлюканье на премьере...

- Типун тебе... - начал Тимур и осекся. - Извини.

- Извини и ты, - медленно сказала мать. - собственно, Дегтярев позвонил мне именно с тем, чтобы я тебя удержала.

- И ты доставишь Дегтяреву эту радость?

Мать щелкнула выключателем. Мягкий свет торшера показался Тимуру ослепительным.

- Тебе не следовало идти туда тайком от меня.

- Извини.

- Теперь тебе придется пойти туда снова. И сообщить ему, что ты передумал.

Тимур молчал. Лицо матери было бледным, осунувшимся, решительным.

***

- Восемнадцатого у нас премьера на Коне, - сказал Тимур. Оля ахнула. Вита захлопала в ладоши. Кирилл и Борис переглянулись.

- А генеральный прогон? - деловито поинтересовался Дрозд.

- Только один. К сожалению, в тот же день. Зато сцена будет наша с девяти утра.

- Обычная практика Кона, - задумчиво сказал Дрозд. - Все вечера у него забиты...

- Восемнадцатое - это же суббота! - Вита обхватила плечи, будто замерзая. - Народу набьется...

- На Коне всегда набивается, - сказал Кирилл. - Особенно на премьере.

- Летим в заоблачные выси, - рассеянно пробормотал Дрозд. - Не шлепнуться бы.

- Ваше дело - работать, - строго сказал Тимур.

- Я не буду, - Оля подняла голову.

Тимур увидел, что она на грани истерики.

- Я не буду. Я боюсь. Я не пойду на Кон. Я бездарная.

- Тогда вставай и уходи, - сказал Тимур, не повышая голоса.

Зависла пауза, жесткая, будто высохший столярный клей. Оля неуклюже выбиралась из ряда зрительских кресел - а ряды в старом клубе были неудобные, деревянные, приколоченные слишком близко друг к другу.

- Олька, - растерянно сказала Вита. - Не делай глупостей... Мы же договаривались...

Оля подобрала свою сумку, лежавшую в проходе на ступеньках. Не поднимая головы, двинулась к выходу из зала. Тимур молчал.

- Топорова! - рявкнул Кирилл. - А ну сядь, где сидела!

- Пусть идет, - сказал Тимур. - Прощай, Оля. Ты сильно ошиблась в выборе профессии.

Оля обернулась. По щекам ее расползались красные . пятна:

- Я боюсь! Ясно вам? Это провал, это...