Кон

Включился, будто грянул, свет. Тимур, привыкший к полумраку, зажмурился; да, Кон поощрял его любопытство. Тимур слышал, что Кон, как правило, любезен с вежливыми незнакомцами - но куда приятнее было думать, что это не просто вежливость, а нарождающаяся симпатия... Он подошел поближе к оклеенной афишами стене. Названия. Имена. Даты. Витиеватые автографы. Затейливые графические картинки. И среди всей этой великолепной пестроты вдруг простая афиша, знакомая до мельчайших деталей: "Шторм". Сотое представление. В главной роли - Грета Тимьянова..."

Тимур шагнул вперед. Поднялся на цыпочки. Случайно ли в этой гримерке оказалась именно эта афиша? Или новая любезность Кона? На афише стояла дата - сотое представление знаменитого спектакля случилось десять лет назад. Тимур был тогда пятнадцатилетним подростком, не особенно прилежным в учебе, а мать играла восемнадцатилетнюю девушку, естественную и неискушенною, из зала ей можно было дать в худшем случае двадцать. Зал рукоплескал стоя; директриса Тимуровой школы, преподававшая также и физику и поэтому приглашенная - в порядке взятки - на юбилейный спектакль, долго не могла прийти в себя от изумления и зависти. В результате Тимур едва перешел в десятый класс - никакие пятерки по литературе, истории и пению не могли искупить обоймы двоек по физике, а директриса скорее мешала, чем помогала, сыну блистательной Греты Тимьяновой, своей ровесницы, выглядевшей на сцене девчонкой... В какой-то момент ему показалось, что в гримерке за его спиной есть еще кто-то. Обернулся резко, будто желая поймать на своеволии собственную тень; ящик ближайшего гримировального столика был чуть приоткрыт, хотя Тимур прекрасно помнил, что он был плотно задвинут еще две минуты назад... В ящике лежали бумажное полотенце, мыло в мыльнице и распечатанная пачка салфеток.

"Ты хорошо понимаешь условия? - прочитал Тимур на салфетке, лежавшей сверху. - Отказаться можно в любой момент, я не обижусь. В любой момент, до третьего звонка. Только после третьего звонка твой поступок станет необратимым. Ты понял, Тимур Тимьянов?"

- Я понял, - сказал Тимур, сдерживая внутреннюю дрожь. - Спасибо...

Свет погас. Недвусмысленное предложение уйти. Тимур на ощупь выбрел в коридор; желтая лампочка в оплетке все еще горела, и на стене под ней было написано мелом:

"Я жду".

***

- Ты влюбился?

Тимур оторвал взгляд от пустой тарелки из-под супа:

- Что?

Мать убрала тарелку. Поставила на ее место другую, с котлетой и рисом. Вытерла руки полотенцем:

- Ты ведешь себя как влюбленный. Молчишь и улыбаешься.

- А-а-а... - Тимур растерялся. - Не знаю.

Мама молчала. Над головой у нее, на стене против окна, помещалась знакомая с детства афиша: "Шторм", сто двадцатое представление".

- Ты немножко пугаешь меня, Тима, - сказала мать задумчиво. - Ты уверен, что не влюбился?

- Что такого пугающего во влюбленности? - он откусил сразу половину котлеты. - У-у, как вкусно... И лука в меру как раз... Булку в молоке вымачивала?

- Не уводи разговор в сторону, - мать усмехнулась. - У тебя все в порядке?

- Ну да. - Тимур жевал.

- С работой есть какие-то новости?

Он буднично пожал плечами:

- Ничего особенного. Репетируем...

- Я имею в виду - с настоящей работой. С трудоустройством.

- Мама, - Тимур отложил вилку. - Я занимаюсь самой настоящей работой. Сейчас. То, что за нее пока не платят, - ничего не значит...

Мать хмыкнула. Уселась напротив, положила локти на стол:

- Значит, ты все-таки влюбился?

- Да, - сказал Тимур, помедлив.

- Я ее знаю?

- Нет.

Мать вздохнула. Все невысказанные упреки и пожелания, все планы, надежды и жалобы остались за этим. вздохом. Немые. Мать виртуозно умела вздыхать. Великая актриса...

- А как с Ирой?

Тимур неопределенно пожал плечами. Будто желая помочь ему, в комнате зазвонил телефон.

- Ешь. - Мать поднялась.

Тимур погрузил вилку в россыпи риса. Глупая улыбка вернулась снова весь сегодняшний день она не отлипала от него, будто навязчивая мелодия. Только слепой не заметит; ему бы толику самообладания...

Мать вернулась. Увидев, какое у нее лицо, Тимур едва не поперхнулся рисом.

- Тима...

- Кто это звонил?

- Тимур... ты правда там был?!

- Кто это звонил? - спросил он с холодной яростью.

- Какая разница, кто... ты всерьез думал скрыть от меня? Ты действительно думал, что это возможно? Я уж молчу о том, что это подло, Тима, так поступать за моей спиной...

- Кто звонил?! - спросил он в третий раз.

- Дегтярев, - сказала мать еле слышно. - Он видел, как ты выходил... оттуда. Сегодня, без пятнадцати двенадцать...

- Он что, с хронометром там стоял?!

- А ты что думал, - сказала мать неожиданно спокойно, даже насмешливо. - Ты думал, здесь так легко сохранить тайну? Горячий уголь за пазухой? У Дегтярева два спектакля на Коне... Ты же ему конкурент. Каждый новый спектакль на Коне - пожиратель старых спектаклей, они уступают ему время, они идут все реже... Чтобы не допустить тебя на Кон, кое-кто из шкуры вон выпрыгнет. Пощады не жди...

- Я знаю, - сказал Тимур.

- Ты "знаешь", - мать усмехнулась. - Дурак.

Повернулась и вышла.