Кон

- Это правда, Коля, - сказал Борис. - Он нас подставил. Всех.

- Еще слово, и сверну челюсть, - сказал Дрозд так спокойно и ровно, что Борис отступил на шаг:

- Коля... Что я маме скажу?! Если я скажу ей правду... у нее же новый приступ будет, Коль...

Дрозд тяжело обернулся:

- Скажи ей неправду. Скажи... Слушай, уйди, Борька! Я могу тебе рыло начистить, но стыдно же будет потом...

Борис отошел. Сел на кромку газона, спиной к фонарному столбу. Тимур смотрел на закрытую дверь.

...Начали удачно. Дрозд, игравший Ученого, укладывался точно в заданный ритм. Его партнерша Оля, которой всегда трудно давалось начало спектакля, шла за Дроздом, как овечка на привязи... Только чрезмерная седина на висках Дрозда почему-то отвлекала и раздражала Тимура. Он успел подумать, что надо бы точнее выверить грим...А лотом он понял, что ничего, кроме фальшивой седины, не видит и не замечает. Что Дрозд весь соткан из фальши, что Оля говорит невнятно и тихо, что сцена безбожно затянута. Никакого действия нет и в помине, диалога нет, есть формальные слова и жесты, и зритель начинает потихоньку ерзать, скрипеть мягкими креслами, вполголоса переговариваться, нетерпеливо кашлять... Спектакль, еще вчера натянутый, как струна, теперь провис сырым тестом. Тимур ждал, что появление Кирилла спасет дело, - но получилось еще хуже. Кирилл весь был будто деревянный. Сломанная рука сковывала его движения - но не было настоящей боли, так поразившей мать на утреннем прогоне. На сцене стоял неуклюжий юноша, ничего не видящий, не слышащий, существующий отдельно от партнера, говорящий заготовленный текст...

И тогда у Тимура потемнело в глазах. Вот, оказывается, как это бывает. Вита стирала белье в ледяной воде, но энергии, так радовавшей когда-то Тимура, не было и в помине. Был наигрыш, суета, разлетающиеся грязные брызги, грохот стиральной доски, съедающий текст и Виты, и партнера... В зале откровенно скучали. Кое-кто ушел, не дожидаясь перерыва; пустые места зияли выбитыми зубами. Когда наконец рассыпающийся на ходу спектакль дотянулся до антракта, зал встретил опустившийся занавес разочарованным гудением и редкими хлопками. Половина зрителей сразу же рванула в гардероб за своей одеждой. Хлопали, выпуская людей, входные двери.

...Эти двадцать минут перерыва были самым страшным временем в его жизни. Потому что он пошел к ребятам и криком, угрозами, руганью взялся доказывать, что второе действие отыграть надо во что бы то ни стало, потому что артистов, не доигравших спектакль, Кон просто не выпустит на улицу... И они сыграли второе действие, которое прошло под свист, кашель, громкое сморкание и ехидные смешки. После того как опустился занавес им устроили короткую издевательскую овацию. Все те, чьи спектакли с успехом шли на Коне - артисты, режиссеры, драматурги - все они хлопали в ладоши, приветствуя неудачу нахальных конкурентов. Через полчаса после окончания спектакля перед служебным входом Кона остановились сразу две "Скорые". Дрозд поехал с Кириллом, которого надо было срочно везти в хирургию, Тимур сел в машину с Олей, которую срочно надо было везти в неврологию; Вита и Борис остались ждать в прокуренной гримерке.

...Кириллу вкололи обезболивающее и снотворное, и он спал. Оле вкатили три укола кряду, и она тоже спала, а немолодая врач качала головой, стоя с Тимуром в продуваемом сквозняками приемном покое:

"Это у меня девятый пациент... после Кона. Да-да... Вы-то сами - как?"

...Потом они провожали Виту. Вита была твердая, как алебастр, и такая же белая. Тимур что-то говорил - вряд ли Вита слышала хоть полслова... А потом снова, как примагниченные, вернулись к Кону. Который встретил их темными окнами и наглухо закрытой дверью служебного хода.

- Тима, пойдем домой. Пойдем, проводим Борьку... Оставь ты эту дверь. Оставь ты это... все. Переживем...

- Коля, - сказал Тимур, оборачиваясь. - У меня к тебе огромная просьба... Отвези Борьку сам. Мне надо... у меня есть еще одно дело...

***

В квартире долго никто не отзывался. Тимур позвонил снова. И еще. Шорох. Свет в дверном глазке. Кто-то смотрит на Тимура с той стороны, из-за двери. Щелкнул замок. В желтом проеме обнаружился человек в распахнутом халате, всклокоченный, с мятым, как пластилин, розовым лицом:

- Ты знаешь, который час?!

- Полтретьего ночи, - сказал Тимур. - Надо поговорить.

- Ты мне... Ребенка разбудил!

- Надо поговорить, Дегтярев. Пустишь меня - или на лестнице перетопчемся?

О чем-то нервно спросила женщина из глубины квартиры.

- Спи! - крикнул ей Дегтярев. - Спите, все в порядке...

Исподлобья глянул на Тимура:

- Заходи...

У входа Тимур сбросил ботинки. В носках прошел на просторную кухню, присел на самый край клеенчатого диванчика; кухня была аккуратная и яркая. В углу стоял высокий детский стульчик, на вешалке для полотенец висел нарядный фартучек-слюнявчик.

- Тебе выпить? - деловито осведомился Дегтярев. - Оно обычно очень помогает...

- Нет, - Тимур мотнул головой. - Выпить я и сам могу. Мне поговорить.