Комната страха

– Это какой-то детский сад. Зачем они всё это писали? Дети дерутся, ломают друг у друга игрушки, приходит воспитательница, говорит, не надо, дети, не ссорьтесь, дети виновато улыбаются, потом воспитательница уходит, и дети начинают всё сначала. Ведь ни в одной из этих книг не написано, что нужно убивать друг друга и так далее. Все всё читали, все со всем согласны – и всё равно… По-русски, по-немецки, по-французски, – на всех языках всё одно и то же. Детский сад.

Вдруг Света, опустившая было голову, вскидывает ее: далеко, с лестницы слышны уверенные твердые шаги. В дверь стучат. Света хватает руку старика, мгновение сжимает ее до боли, вскакивает и бросается в коридор. Ефим Григорьевич, пока ее нет, обхватывает лицо ладонями и ожесточенно трет глаза. Потом они заходят – Света и молодой человек в шинели. Шинель висит на нем, как на вешалке. Через плечо перекинут армейский мешок, в руках он держит связку дров.

– Здравствуйте, Володенька, – говорит Ефим Григорьевич.

Володя здоровается, подходит к столу и шлепает на него мешок. Дрова кладет на пол. Ефим Григорьевич смотрит на дрова, и на его глазах выступают слезы. Из мешка Володенька достает большой кусок хлеба, пачку гречки и две банки американской тушенки. Одна из банок открыта.

– Это не потому что я съел. Ну, то есть считайте, что я. Через двор шел, мальчик пристал. Говорит, мамка выгнала из дому, я ему сказал, что целую банку не могу отдать, открыл ножом, покормил его немного. У нас паек лучше, чем у вас все-таки. А вы что, даже без хлеба сидите?

– Софья Павловна за хлебом пошла, скоро должна вернуться, – говорит Света.

Ефим Григорьевич встает и, стараясь не смотреть на стол, делает несколько шагов к двери.

– Я пойду в библиотеку, отнесу туда книги кое-какие, мне как раз надо.

Володя бросает взгляд на Свету и говорит:

– Ефим Григорьевич, пойдете через полчаса, ничего страшного не будет. Давайте сначала поедим немного.

Ефим Григорьевич останавливается и быстро бормочет:

– Спасибо, спасибо вам, Володенька. Да, я не много могу… Спасибо.

Света вынимает из связки доску, стараясь не уколоться гвоздем, отламывает ножом несколько щепок, сует их в буржуйку и поджигает.

– Это, – объясняет Володенька, – я шел, там дом ломали, растаскивали, ну я тоже немного прихватил, думаю, на всякий случай, вдруг у вас тут нету.

Света поднимает голову от буржуйки:

– А у нас как раз ничего нету. Мы даже чуть не поссорились из-за этого.

Ефим Григорьевич машет на нее руками:

– Что вы, Света, говорите, мы не ссорились, глупости какие, ничего подобного, просто перенервничали. Теперь всё хорошо.

Буржуйка светлеет, комната сразу становится похожа на жилую. Света запрещает всем прикасаться к еде, пока она не приготовит. Будет суп из тушенки и гречки. Ефим Григорьевич и Володя садятся и смотрят на Свету, как она суетится.

– Володенька, вы там на фронте, вы, может, больше нашего знаете, когда закончится всё? Вам не говорят там?

Володя вздрагивает и переводит взгляд на Ефима Григорьевича.

– Говорят. Говорят, что скоро.

Старик вглядывается в юношу.

– Вы верите?

– Ефим Григорьевич, – осторожно говорит Володя. – Я раньше думал, на войне, на фронте, всё по-другому. Идти, сражаться. Я думал, там не так, как здесь. А там такая же жизнь. Мы уже несколько месяцев сидим в одном окопе. Они стреляют, мы стреляем, кто-то умирает. Кто-то по глупости, кто-то на вылазке. Только тяжело очень. Не знаю, когда закончится. Мне иногда кажется, так всегда и было.

– А я слышала, – говорит Света, – что в Петрозаводске эшелоны стоят, и скоро их нам отправят.

– В Петрозаводске? – переспрашивает Володя и ловит на себе умоляющий Светин взгляд. – Может быть. Сейчас везде тяжело, немцы у Москвы стоят, Севастополь в окружении. Везде тяжело. Ну, если стоят эшелоны, то отправят, наверное. Надо надеяться.

– Ты знаешь, Володенька, Надежда Петровна умерла.

– Надежда Петровна? Что с ней случилось?

– Заснула вот тут. Софья Павловна с ней была, я за хлебом ходила. Вернулась, а она умерла. Холодно было, и хлеба мало.

Володя наблюдает за Светой, как она ставит воду.

– А что Роза Семеновна?

Света взглядывает на Ефима Григорьевича и быстро говорит:

– Она уехала. Улетела то есть. Ее по линии парткома отправили как ответственного работника. Там для них самолет был.

Света не успевает остановить старика, и он продолжает за нее:

– Продала свою шубу, драгоценности. Ответственный работник. Она и Свете предлагала.

– Ефим Григорьевич, молчите! Уехала и уехала, всё, не нам ее судить.

Ефим Григорьевич замолкает. Володя внимательно смотрит на Свету:

– А что Роза Семеновна предлагала?

Света отводит глаза, хватает гречку.

– Глупости, неважно это. Потом расскажу. Где же Софья Павловна? Она уже часа три как ушла.

Света варит суп: кидает в воду крупу, ждет, пока она разварится, потом выскребает ложкой из банки тушенку. Зачерпывает банкой воду, осторожно обмывает стенки и выливает обратно в кастрюлю. Делает так несколько раз. Скоро суп готов, и Света разливает его по тарелкам. Она уговаривает всех есть медленно, так лучше усваивается. Доев, Ефим Григорьевич встает.