Когда он это понял, то пришел в сильное раздражение, но с терпением, какому можно только позавидовать, соорудил из пледа, булавок, палки и зонта что-то вроде ширмы. Вскоре он уже лежал в кровати. Почитав некий солидный труд, чтобы поскорее заснуть, он сонным взглядом оглядел комнату, задул свечу и откинулся на подушку.
Через час крепкого сна его внезапно разбудил какой-то неприятный стук. Он тут же сообразил, что произошло – ширма упала, и яркая холодная луна светила прямо в лицо. Он ужасно рассердился. Встать и снова поставить ширму? Или попытаться заснуть без нее?
Некоторое время он пребывал в раздумьях и вдруг резко повернул голову и, широко раскрыв глаза, затаил дыхание. На другой кровати явно что-то шевельнулось. Утром придется ее передвинуть, а то там могут быть крысы или еще кто.
Вот все стихло.
Нет! Опять что-то зашуршало. Кровать еще и тряслась – для крыс слишком шумно.
Я-то могу представить себе, какие ужас и смятение охватили профессора – нечто подобное мне приснилось тридцать лет назад, – но читатель вряд ли в состоянии вообразить, как ему стало страшно, когда он увидел, как на пустой кровати неожиданно садится фигура.
В одно мгновение Паркинс выскочил из постели и оказался у окна, где лежало его единственное оружие – палка, которой он подпер ширму. И тут выяснилось, что это было худшее, что он придумал: существо на пустой кровати внезапно плавным движением соскользнуло с кровати и, вытянув вперед руки, заняло позицию между обеими кроватями, перегородив дверь. Паркинс следил за ним в полной растерянности. Почему-то он не мог заставить себя пробежать мимо существа и выскочить за дверь, мало того, ему была невыносима мысль, что ему придется к нему прикоснуться – лучше уж выпрыгнуть в окно.
Сначала оно стояло в темноте, и лица его было не видно, а потом оно задвигалось, пригибаясь, и зритель в одну секунду понял, что оно слепо, так как руками оно махало, словно на ощупь и наугад. Чуть повернувшись в сторону, оно вдруг ощутило, где находится кровать профессора, и бросилось к ней, нагнувшись, стало ощупывать подушки таким способом, что Паркинса начало колотить, как никогда в жизни. Каким-то образом оно мгновенно поняло, что кровать пустая, и двинулось к окну, к свету, и только тогда его стало видно.
Паркинс очень не любит, когда его об этом спрашивают, но все же однажды он мне об этом рассказал, и, насколько я понял, он помнит главным образом ужасающее, кошмарное лицо, напоминавшее мятую простыню. Каким было его выражение, профессор никогда не говорил, но при воспоминании о нем ему до сих пор становится безумно страшно.
Но разглядеть его Паркинсу не хватило времени. С невероятной скоростью, размахивая руками, существо бросилось в центр комнаты. Край его одежды задел Паркинса по лицу. И тот, хотя и знал, что это опасно, не сумел сдержать крик, тем самым себя обнаружив. Ищущий молниеносно прыгнул к нему, а Паркинс, не переставая кричать, в ту же секунду оказался наполовину свесившимся из окна. Лицо-простыня нависло над ним. И в это, может быть, последнее мгновение появилась помощь. Как вы уже догадались, в комнату ворвался полковник. Когда он добежал до окна, Паркинс был уже один. Он моментально потерял сознание, а перед ним на полу лежала куча мятого постельного белья.
Полковник Уилсон вопросов задавать не стал. Он отогнал от номера любопытствующих, уложил Паркинса в постель, а сам, завернувшись в плед, устроился до утра на пустующей кровати.
На следующий день рано утром приехал Роджерс. Он был принят гораздо радушнее, чем предполагалось. И затем в комнате профессора все трое провели долгое совещание. Закончилось оно тем, что полковник вышел из гостиницы, держа кончиками пальцев крохотный предмет, коий он закинул так далеко в море, насколько ему хватило сил. Позже с задворок «Глобуса» поднимался дым.
Какие объяснения были сделаны на скорую руку служащим и постояльцем гостиницы, я, должен сознаться, не помню. Каким-то образом профессора перестали подозревать в заболевании белой горячкой, и гостиница не обрела славу дурного места.
Понять, что случилось бы с Паркинсом, если бы полковник не вмешался вовремя, не трудно. Он либо выпал из окна, либо сошел с ума.
Правда, совершенно непонятно, на что еще, кроме пугания, способно существо, являющееся на свист. Ничего материального, за исключением простыней, из которых оно соорудило себе тело, в нем не было.
Полковник, припомнив похожий случай в Индии, придерживался мнения, что ничего страшного с Паркинсом бы не случилось, что он бы только напугался. Но все происшедшее только укрепило его отношение к Римской церкви.
Вот, пожалуй, и все. Но, как вы понимаете, взгляды профессора по определенным вопросам несколько изменились. И еще у него стало не все в порядке с нервной системой: он даже не может глядеть спокойно на неподвижную занавеску, а вид пугала в поле зимой доставил ему немало бессонных ночей.
Сокровище аббата Фомы