Суд не дал мне ничего хорошего, но хуже всего было 5 ноября. В этот день я впервые столкнулась лицом к лицу с доктором Джудит Даффи, когда та давала свидетельские показания, отвечая на вопросы прокурора. Невероятно, но раньше я ни разу ее не видела, хотя она утверждала, что знает меня и мою семью. Зато я знала, что она за человек. Нэд и Джиллиан предупредили меня. Эта особа, не моргнув глазом, заявит, что убитая горем мать совершила двойное убийство, не удосужившись даже поговорить с ней или хотя бы познакомиться. В отличие от нее, доктор Рассел Мередью, один из многочисленных героев этой истории и главный эксперт защиты, провел со мной и Полом не один день. Он часами расспрашивал нас, собирая тщательнейшим образом свое, как он говорил, «досье». Мы шутили, что когда досье будет готово, оно окажется толще тома энциклопедии. Между прочим, доктор Мередью пытался представить это досье судье Уилсону, но тот лишь бросил в ответ: «По-вашему, я должен все это прочесть?» Мы были в шоке.
Доктор Даффи заняла свидетельское место. Я не сводила с нее глаз. Впервые с самого начала процесса меня охватил настоящий ужас. Было в ней нечто такое, отчего у меня по спине пробежали мурашки.
До этого момента я не сомневалась, что, когда этот цирк закончится, мы с Полом снова окажемся дома. Нам вернут Пейдж, и мы вновь заживем дружно и счастливо. Я ничуть в этом не сомневалась, ведь на мне не было никакой вины. Я это знала. Пол это знал. Присяжные тоже это поймут. Нэд заверил меня, что как только Рассел Мередью в своей сдержанной, но авторитетной манере объяснит им, что смерть Моргана и Роуэна вполне могла быть вызвана естественными причинами, никто не посмеет признать меня виновной в их убийстве.
Однако встретившись глазами с Джудит Даффи, я впервые ощутила ужас. Меня как будто кулаком в живот ударили. В ее презрительном взгляде не было ни капли сочувствия. Она держалась высокомерно. Для нее я была полное ничтожество. Такая, не дрогнув, отправит меня до конца моих дней за решетку лишь затем, чтобы доказать свою правоту. Тогда я этого не знала, но позднее выяснилось, что Пол подумал о ней то же самое, а также Нэд и Джиллиан.
Казалось, будто палач сдирает с меня живьем кожу. Я сидела, совершенно беспомощная, слушая, как Даффи, смакуя каждое слово, описывает суду, что я сделала со своими любимыми сыновьями, какие увечья им нанесла. Я слышала, как она говорит присяжным, многие из которых уже были в слезах, что я отравила своих детей солью, что неоднократно душила их с целью увезти их в больницу, лишь бы только привлечь внимание к своей персоне. Более чудовищной лжи я не слышала за всю свою жизнь. Если б я хотела привлечь к своей персоне внимание, то вышла бы на улицу в костюме Минни Маус, голая станцевала бы перед домом канкан, вытворила бы что-то смешное и безобидное, но никогда –
Когда же доктор Даффи заявила, будто у Роуэна был пробит череп, я едва не закричала: «Вы лжете! Я даже пальцем не тронула бы своих сыновей. Я обожала их. У меня к ним не было ничего, кроме любви».
Никогда не забуду, как она закончила давать показания. Это навсегда врезалось мне в память. Когда я читала протокол судебного заседания, он слово в слово совпадал с тем, что я запомнила.