Комната из листьев

Безмолвие начинала действовать мне на нервы. Я встрепенулась, будто якобы услышала зов Эдварда. Пошла к сыну. Тот крепко спал, подняв ручки к ушам. Я постояла у его кроватки, наблюдая, как он спит, и прислушиваясь. Дом затаил дыхание: комнаты, слуги, жена, ребенок – все ждали.

Наконец я вернулась к мужу. Мистер Макартур грел спину у камина.

– Что ж, дорогая, пора спать, – произнес он, непринужденно и спокойно, будто десять минут назад вовсе и не орал как резанный на весь дом.

Он пошел из комнаты. Следуя за мужем, я бросила взгляд на стол. Бумаги с записями, в которых он перечислял провокационные подробности всего, что имело место на «Нептуне», были собраны в стопку и придавлены книгой. Не убраны, не спрятаны, но отложены в сторону.

Дневник леди

Капитан Тенч был не единственным офицером, который планировал опубликовать очерки о своем пребывании в колонии. Капитан Коллинз и мистер Уайт тоже вели дневники, хотя, зная этих джентльменов, я полагала, что опусы Тенча окажутся наиболее занимательными. Но своим примером они навели мистера Макартура на мысль, что я тоже должна сочинить нечто подобное. Он имел в виду повествование под названием «Записки о путешествии дамы в Новый Южный Уэльс в 1790 году, составленные супругой Джона Макартура», как-то так. Он воображал, я видела, как влиятельные мужи в Уайтхолле читают мое сочинение, восклицая: «О, этот молодой Джон Макартур – образец для подражания. И какая у него талантливая жена! Какой у нее изящный слог. Немедленно повысить его до капитана!».

Разумеется, это будут не оригинальные путевые заметки, поскольку их составят спустя долгое время после описанных событий. Наш вояж начался в ноябре 1789 года, год назад. Но мистер Макартур не усматривал в том препятствия: он велел нашпиговать заметки датами, чтобы придать им видимость достоверности.

– Моя дорогая жена, – заявил он, – кто станет проверять, тринадцатого или четырнадцатого числа вы сели на борт «Нептуна»?

Я плохо представляла себя в роли писателя и не имела ни малейшего желания переживать то ужасное путешествие вновь. Я пыталась отговориться от этой затеи, ссылаясь на то, что в пути мне нездоровилось и т. д. и т. п., что у меня остались лишь смутные воспоминания о том, как мне было плохо. Тогда он принес свои записи, ту маленькую связанную стопку, и дал мне в качестве aide-mémoire.[13]

– Дорогая моя, – беспечным тоном произнес мой муж, – поверьте, я не позволю вам увильнуть от выполнения этой задачи!

Теперь мне стал понятен его истинный мотив. Он не забыл про свой план наказать Непина. «Записки» миссис Макартур явятся официальным документом, подтверждающим, что он стал жертвой несправедливости. Составленные не им самим, они будут претендовать на объективность. Мистер Макартур затеял игру «вдолгую», как раз такую, какая ему больше всего нравилась.

Я видела, что он бульдожьей хваткой вцепился в идею путевого дневника и не отстанет от меня, пока я не уступлю. Мой отказ только подхлестнет его: он лишь глубже вонзит клыки. Выход был один: сделать повествование «Путевые заметки дамы» настолько пресным, чтобы бульдог принялся искать что-то более аппетитное.

Первые страницы, как я того и хотела, навевали тоску. Кому любопытно читать о том, что мы наняли судно в Биллингсгейте или что корабль стоял в Лонгриче? Или что, выражая восхищение Дуврскими скалами, я не сумела подобрать для них более оригинальных выражений, нежели «грозные и романтические»? Во всех нудных подробностях я описывала беленые голландские домики на мысе Доброй Надежды и величественную Столовую гору[14], а также не забыла упомянуть, сколько я заплатила за капусту в заливе Фолс-Бэй.

Но, даже вознамерившись сделать свой рассказ скучным, я не могла лишить наше путешествие увлекательности. Дуэль, заколоченный проход на борту корабля, пересадка с одного судна на другое посреди Атлантического океана – все это должно было составить часть повествования. Пару раз я ловила себя на том, что пишу с юмором, иронично. При описании свирепого шторма в Бискайском заливе я скромно указала, что «начала трусить». На самом деле я забилась в угол каюты и скулила, как перепуганный насмерть зверек.

О противостоянии мистера Макартура с капитаном Непином и мистером Трейлом я написала в самых общих выражениях. Дала ясно понять внимательному читателю, что я не присутствовала при инцидентах, когда ударили солдата, оскорбили сержанта или выяснили, что солдат кормят впроголодь. Только со слов мистера Макартура мне известно, по какой причине заколотили наш проход на палубу, и я никогда не узнаю правду о том, как капитана Непина убедили спровадить нас на «Скарборо».