Комната из листьев

По отношению ко мне губернатор всегда был сама доброта. После того первого ужина он старался облегчить мою жизнь разными способами: бывало, присылал фрукты из своего сада, яйца из своего птичника, пару раз – дикую утку. При первой же возможности своей властью он выделил для Макартуров один из лучших построенных домов, так что через несколько месяцев после нашего прибытия мы уже перебрались в кирпичный дом с деревянным полом и гонтовой крышей. Там имелись две довольно просторные комнаты. Та, что побольше, была оборудована камином. За ней находилась вполне удобная уборная.

По всей вероятности, губернатор решил сохранять добрые отношения с мистером Макартуром, угождая его жене. Но в его знаках внимания чувствовалась искренняя симпатия. Я верила тогда и склонна верить теперь, что они были продиктованы не только тактическими соображениями.

Прогулки

Энн пришлось уговаривать, чтобы она начала выходить из дома. Какой-то шутник наболтал ей, что видел – лично, собственными глазами, – как в соседней бухте стая львов растерзала и съела человека, и мне никак не удавалось убедить ее, что это все выдумки. В принципе, думаю, такое было возможно. Мои заверения о том, что в Новом Южном Уэльсе львы не водятся, сопровождались неозвученной оговоркой «насколько нам известно». Во время наших прогулок Энн вздрагивала от малейшего шороха. В каждой палке видела змею, на каждом листике – притаившегося паука.

Но сама я старалась выбираться из дома – он во всем превосходил наше первое жилище, но все же комнаты были темные и сырые, – под любым удобным предлогом. Самый подходящий повод обеспечивал Эдвард, ибо в этом краю лишений он начал быстро крепнуть и развиваться. Когда мы высадились на берег, ему было чуть больше года, но он выглядел не старше полугодовалого малыша – болезненное молчаливое существо с огромными глазищами на сморщенном личике. А через несколько недель после высадки он уже уверенно топал, держась за руку, и непрерывно лепетал. Щечки его хоть и не совсем порозовели, но уже утратили восковую бледность.

По распоряжению мистера Макартура мы никогда не ходили дальше последней хижины с той или с другой стороны бухты.

– Не забывайте, дорогая, здесь вам не Девон, – сказал он мне, будто я сама этого не знала.

На прогулках нас всегда сопровождал рядовой Эннис с ружьем. Жизнерадостный парень, он охранял нас от агрессивных каторжников, а также от аборигенов, которые наведывались в поселение, ибо губернатор своим указом постановил, чтобы к ним относились дружелюбно и благожелательно.

Сентиментальность губернатора мистера Макартура раздражала. Он заявил мне, что аборигены – дикари самого низкого пошиба. Ему сказали, что в их языке нет таких слов, как «спасибо» и «пожалуйста»; им неведомы такие понятия, как «муж» и «жена»; они разделяются на мужчин и женщин, как животные на самцов и самок. Из достоверных источников ему известно, заверил он меня, что они убивают и едят собственных детей. Аборигенов он называл наши темнокожие собратья, что его самого всегда забавляло, потому как своими собратьями он их никогда не считал. Те дикие обитатели лесов в его восприятии были такие же собратья, как, например, попугай. Но так он скрывал свой страх, пряча его за изощренной иронией.

Аборигены-мужчины меня немного пугали. Рослые, великолепно сложенные обнаженные воины, они вышагивали с важным величавым видом, небрежно держа в руках копья. Женщины страха не вызывали, однако их откровенная нагота, которой они ничуть не стыдились, приводила меня в смятение.

Во время своих прогулок – обычно мы шли медленно, подстраиваясь под шажки Эдварда – мы всегда следовали одним и тем же коротким круговым маршрутом, идя мимо скопления лачуг, разбросанных среди деревьев, минуя злобных каторжников, которые наблюдали, как супруга лейтенанта Макартура и ее свита дышат свежим воздухом. Каждый день я со всей серьезностью спрашивала Энн, какой путь она сегодня предпочитает выбрать: с запада на восток или с востока на запад. Подыгрывая мне, служанка сосредоточенно морщила лоб, якобы принимая решение, и затем мы отправлялись на прогулку. Рядовой Эннис поклялся ей, что львов здесь нет, а если вдруг откуда-то появится лев, он его пристрелит!

Дойдя до последней хижины с той или другой стороны долины, мы останавливались и смотрели на то, что простиралось за пределами поселения. Для путника картина была неприглядная: каменистая бугристая земля; диковинные деревья; кустарники с игольчатыми листьями; трава, острая, как нож, легко можно порезать руку – знаю по собственному опыту. Шипы, колючки. В общем, место труднопроходимое, вероятно, опасное и, безусловно, неудобное.