Комната 15

Пол сделал это на праздновании своего дня рождения. Мне тогда было тринадцать. День рождения у него в июне, и он пригласил всех из того участка, в котором работал в тот момент. Весь день шел дождь. Гости – в основном полицейские со своими женами – набились в гостиную, и Пол усердно пил. Лицо у него раскраснелось больше обычного, и он находился в отличном настроении, что всегда было для меня облегчением, хотя полностью я никогда не расслаблялся. Никогда нельзя было предугадать, когда его настроение изменится.

Потеряв Пола из вида, я разговаривал с Джерри и Изабель у столика с напитками. Джерри открыл несколько банок пива и протянул одну мне. Принимая пиво, я услышал прямо за собой голос отца:

– Это преступление наказывается арестом.

Я обернулся, готовый отшутиться, но у него в руке был прозрачный пакетик. Неделю назад школьный приятель дал мне немного «травки». Мы чувствовали себя очень храбрыми и опасными, неумело скручивая «косячки» у него в саду. Не помню, чтобы марихуана на меня подействовала. Подозреваю, мы были слишком перепуганы и не затягивались. Но то, что осталось, я принес домой и с гордостью спрятал в спальне. Должно быть, Пол что-то унюхал, когда я вернулся домой, и дождался этого момента.

– Ты заходил ко мне в комнату, – сказал я, перекрывая общий смех.

Пол отобрал у меня пиво.

– Ты арестован. – Он положил свою тяжелую лапищу мне на плечо. – Руки!

– Ну же, – попробовал я обратить все в смех.

– Руки! Протяни свои долбаные руки! Ты мнишь себя над законом – слишком хорош для всего этого? Преступник есть преступник. Ты не заслуживаешь чести быть Блэкли!

Изабель попыталась остановить его, но Пол был неумолим.

– Росс Мэттью Блэкли, у тебя такой вид, твою мать, будто ты сейчас обоссышься. Прекрати вести себя как хлюпик!

Он отстегнул от ремня наручники. Кто-то хихикнул. Пол защелкнул один браслет, умелым движением развернул меня и защелкнул второй у меня за спиной. Наручники сильно впились мне в запястья, но боль не имела значения: главным было то, что я стоял, скованный наручниками, а половина приятелей Поля смеялись.

– Ну ладно, а теперь сними их, – сказала Изабель.

Джерри положил руку ей на плечо.

– Повеселились, и хватит, Пол.

– Вот как поступают с несовершеннолетней шпаной, полагающей, что ей дозволено сношать закон, – ответил Пол.

– Пол, сними наручники.

– Я их сниму, когда он этого заслужит.

Я собрался было подняться к себе в комнату, однако Пол преградил мне дорогу.

– Оставайся здесь и принимай то, что тебе причитается, – сказал он. – Оставайся здесь, твою мать! Или ты собираешься расплакаться?

– Я не заплачу, твою мать!

– Это ради твоего же блага. Искупление, Росс. Ты останешься здесь ради своего собственного блага.

И я ходил со скованными за спиной руками и заводил разговоры с гостями – точнее, пытался.

Через полчаса подоспели задержавшиеся молодые полицейские, и Пол показал меня им. Я помню, что они смеялись, но не уверен, что это действительно было так. Определенно, кому-то из них должно было быть не по себе.

После того как все гости разошлись, Пол достал ключ, подержал его и бросил на пол, среди крошек и мусора, в зловонном перегаре скисшего вина и пива, и мне пришлось поднимать ключ скованными руками и мучительно долго отпирать наручники.

«Жестокость из лучших побуждений», – назвал это Пол.

Я вышел на улицу под проливной дождь и зашвырнул их, наручники и ключ, как можно дальше в соседский сад. Пол больше не спрашивал у меня, куда они подевались.

* * *

Мы едем к расположенной в полумиле пивной. Это меланхолическое пустое заведение, даже в снегопад воскресным вечером. Очевидно, случайные люди сюда не заходят. Веселая музыка из электронного автомата только делает атмосферу еще более унылой. Я протягиваю Бексу деньги, чтобы он купил себе пинту пива, а сам сажусь за стол и жду, когда начнет действовать укол.

Бекс возвращается с пивом и садится напротив, наблюдая за мной с объяснимой нервозностью.

– Я все еще жив, – говорю. – У тебя такой вид, будто ты ждешь, что у меня открутится голова и взорвется грудь.

– В программе оказания первой помощи этому не учили.

Я много сидел вот в таких же полупустых пивных вместе с Полом после смерти матери в те вечера, когда он чувствовал, что нужно устанавливать отношения между отцом и сыном. Пол пытался говорить о чем-либо, кроме службы в полиции и церковных дел, – он был важной фигурой в нашем приходе до тех пор, пока ему не пришлось уволиться. Но круг его интересов был ограничен, и вокруг работы вращалась такая значительная часть его жизни, что подобные попытки укрепления родственных уз не вызывали ничего, кроме взаимного стеснения. Мы оба быстро уставали и раздражались от предпринятых усилий, и не раз дело заканчивалось глупыми ссорами из-за каких-либо пустяков. Таких ссор, причину которых не можешь даже вспомнить, вернувшись домой.

Я задумчиво смотрю на Бекса, укутавшегося в куртку, похожего на медведя, одной рукой обнимающего стакан с пивом.

– Почему ты делаешь ради меня все это? Ты же не обязан.

– А то вы сами не знаете!

– И все-таки расскажи.

– Вы мой шеф. И вы мне помогли.

– Помог?