Комната 15

Мужчина вздыхает, печально кивает и натянуто указывает на лестницу, но тут нас окликает блондинка из «Балтики».

– Вайда вас узнаёт, – говорит Мальда.

– А то как же, – отчаянно блефую я.

Мальда присматривается ко мне внимательнее.

– Она говорит, вы приходили к братьям Клейза за неделю до полицейской облавы.

Я киваю Вайде так, будто знаю ее всю свою жизнь, и она продолжает.

– Она говорит, всё в порядке, – переводит Мальда. – Вы не обратили на нее внимания. Вы – важный полицейский, а она – никто.

Я начинаю извиняться, но Вайда пожимает плечами, не давая мне договорить, и возвращается к своей работе.

Мы поднимаемся на второй этаж, Мальда отпирает массивную деревянную дверь и отходит в сторону. Это кабинет, ничем не примечательный, если не считать вспоротого кожаного дивана, который, вероятно, осматривали криминалисты. На полу лицом вверх лежит большое зеркало в раме, отражая в себе потолок, но я по-прежнему не могу вспомнить это место.

– У нас никогда не было никаких проблем, – говорит Мальда. – Каролис каждый месяц исправно платил арендную плату. Оба брата были вежливые, устраивали подарки для пожилых, больных и сирот. Они никогда не капризничали и сами убирали в своем кабинете.

– Не сомневаюсь, – говорю я.

Литовцы остаются за дверью, словно помещение безнадежно отравлено, хотя кем, преступниками или полицией, я определить не могу. Затем Мальда указывает в глубь коридора, где были обнаружены наркотики, за бачком в туалете. Это старомодный мужской туалет с высокими керамическими писсуарами. Высоко на стенах до сих пор видны пятна серого порошка для снятия отпечатков пальцев, оставленные криминалистами. Я показываю фотографии Эми Мэттьюс и Кристал.

– Вы узнаёте этих женщин?

Сначала Мальда не берет телефон. Она еще не все сказала.

– Я знаю, что наркоторговцы есть. Но я всегда полагала, что могу определить, хороший человек или плохой… – Она умолкает, взмахнув очками. Я проникаюсь к ней симпатией. Эти люди чересчур доверчивы. Если пробуду здесь дольше, я тоже стану другим – добрее, дружелюбнее – и безработным.

Медсестер литовцы не узнают. Тогда я показываю Мальде селфи Джавтокаса в форме «Ливерпуля» из «Фейсбука». Коротко взглянув на экран, она почти сразу же передает телефон Римасу Сирейке. Тот какое-то время борется с английским синтаксисом, затем говорит, что этот студент почти ни с кем не общается, просто приходит и уходит, и никак не связан с братьями Клейза.

Я спрашиваю, с кем он связан, и Римас откуда-то из глубины выкапывает еще несколько английских слов.

– Никто друзья почти, – после чего поэтически добавляет: – Человек свой собственный пространство.

– Он никогда не вел себя агрессивно?

Римас разводит руками.

– Он имеет спорный характер.

Я соглашаюсь с тем, что у Дарюса Джавтокаса определенно спорный характер.

– С кем он спорил? О чем?

– Обо всё. Политика. Футбол. Еще молодой.

Не знаю, чего я рассчитывал здесь добиться, но я не узнал ровным счетом ничего. Звеня ключами, Мальда запирает кабинет. На лестнице мы пропускаем подростков, только что закончивших игру. Они проходят мимо, обмениваясь фразами на уличном жаргоне, на котором разговаривают все белые лондонские подростки, и здороваются с Мальдой и Римасом, радостно отвечающим им. На какое-то мгновение мне хочется стать частью такого сообщества.

После того как футболисты удаляются, Мальда говорит, как она со своим спутником рады, что я в этот холодный воскресный день пришел сюда, чтобы задать эти вопросы и узнать правду, какой бы болезненной она ни оказалась.

– Вы хороший человек.

– Мы знаем банды и наркотики, – вдруг взрывается Римас. – При коммунисты и сейчас.

Он умолкает, запасы его английского иссякли. Я уже начинаю благодарить литовцев за потраченное время, как Римас вдруг громко окликает:

– Вайда, о что спорил Джавтокас?

Вайда выходит из подсобного помещения кафе, натягивая на ходу ладно скроенную куртку. Она говорит что-то, продолжая пристально смотреть на меня.

– Она хотела поговорить с вами, когда вы приходили в первый раз, – переводит Мальда. – Она хотела поговорить с вами о братьях Клейза. Ладно, сейчас вы уже всё знаете.

– Я сожалею, если… – начинаю я, но Римас меня перебивает.

– А споры? – нетерпеливо восклицает он. – Мистер Блэкли хочет знать, о что спорил этот студент. – По-видимому, эти споры стали для него очень важными, и я никак не могу его успокоить.

Вайда что-то возбужденно говорит ему, затем мне.

– Вам нужно поговорить с его девушкой, – переводит Мальда.

– Поговорить с девушка, – повторяет по-английски Вайда.

Я показываю ей фотографию Эми Мэттьюс, не упоминая о том, что поговорить с ней будет трудно, но она качает головой.

– Нет. – Она пространно продолжает по-литовски, с обилием жестикуляции.

– Что она имела в виду под «нет»?

– Это не его девушка, – объясняет мне Мальда. Выясняется, что у Дарюса была подруга, которая очень недолго работала в этом кафе. – Очень вежливая, из Вильнюса. Она работала уборщицей. Хорошо готовила.

– Что еще может сказать о ней Вайда?

– Зачем хотеть знать? – спрашивает та.

– Это очень важно, – говорю я.