Комментарий к роману "Евгений Онегин"

Знаменитый и бездарный роман Жана Луве (Louvet «de Couvray») состоит из следующих основных частей:

1787. Год из жизни кавалера Фобласа (5 частей)

1788. Шесть недель из жизни кавалера Фобласа (8 частей)

1790. Окончание любовных похождений кавалера Фобласа (6 частей).

Все это перепечатывалось, удлинялось и сокращалось другими. Судя по списку книг, сообщенному Модзалевским (1910), у Пушкина было парижское издание 1813 г. («Жизнь кавалера Ф.»), где присвоенная автором добавочная фамилия напечатана так: «Купврэ» (что значит «Режь правду»).

Ни один из обманутых мужей в романе смышленостью не отличается. «Супруг лукавый» — это тот супруг, который, прочтя «Фобласа», кое-чему научился и ласкает поклонников жены либо чтобы легче было за ними наблюдать, либо для прикрытия собственных шашней.

50. Вино кометы, le vin de la com`ete.

Эта безымянная, но дивная комета была впервые замечена Флогергом в городе Вивье 25 марта 1811 г. Затем, спустя пять месяцев, ее увидел Бувар в Париже. Астрономы петербургские наблюдали ее 6 сентября 1811 г. по новому стилю. Она грозно украшала небо до 17 августа 1812 г. Москвичам она представлялась «звездой Наполеона».

51. Онегин полетел к театру.

Второй герой этой главы обгоняет первого (вот одна из пружин главы), и когда Онегин в строфе XXI входит в театральный зал, Пушкин уже там пребывал на протяжении целых трех строф (XVIII, XIX, XX). Пируэт Дуняши Истоминой Онегин пропустил — и только через пять лет с лишком, в феврале 1825 г., пробел некоторым образом заполняется: в гл. 8, XXXV Онегин, читая новую поэму приятеля, узнает и себя, и общих друзей (Каверина, Чаадаева, Катенина), и прелестную пантомимную балерину.

52. Клеопатра.

Клеопатр было много. Еще в 1776 г. в «Послании к графу де Ване» Пирон не мог припомнить всех, перевиданных им на парижской сцене. А среди них, наверное, была трагедия «Родогюн» Корнеля (1644), которую автор не назвал «Клеопатра» только из боязни, как бы читатель не спутал его героини, сирийской царицы Клеопатры, с более очевидной египтянкой. Не знаю, давали ли когда- либо в Петербурге оперу «Клеопатра и Цезарь», сочиненную моим предком Грауном в 1742 г. (с итальянским либретто, основанным на ничтожнейшей «Смерти Помпея» того же Корнеля), или другую, очень известную когда-то, оперу «Смерть Клеопатры», произведение Назолини (1791), или «Клеопатру» Мармонтеля, 1750 (на первом представлении этой трагедии в Париже публика присоединилась к свисту механической гадюки), или, наконец, «исторический балет Клеопатра», музыка Крейцера, поставленный впервые в Париже в 1809 г.; но во всяком случае, никакой «Клеопатры, трагедии Вольтера», упоминаемой Чижевским в его небрежных примечаниях к ЕО (Гарвардское университетское изд-во, 1953, с. 214), Онегин не мог ошикать по той простой причине, что никакой «Клеопатры» Вольтер не писал.

53. Уединенный кабинет.

Случайно сохранились у меня, в коробке из-под теннисных туфель, карточки с выписками из польских и немецких стихотворных «переводов» ЕО. Бездарный Бельмонт в 1902 г. и талантливый Тувим в 1954 г. героически решили сохранить смену мужских и женских рифм, а так как для первых по-польски можно пользоваться только односложными словами, то дело свелось к совершенно фантастическим суррогатам. Так, bronz у Бельмонта рифмуется с чудовищным ekstrakty kwiatow — fiolet, pons (гл. 1, XXIV), а у Тувима, в том же месте, какое-то na tkanin tle сочетается со szkle.

У немцев были, по-видимому, другие затруднения. Доктор Липперт (1840) к онегинским духам щедро прибавляет «тонкие мыла»; невероятный Боденштедт (в 1854 г.) загромождает туалетный стол Онегина золотом, губками, щетками для бороды и головы; а Вольф-Лупус (1899) пополняет список «изящными несессерами».

54. Я помню море пред грозою

Искать «прототипы» в личной жизни сочинителя — дело не только опасное, но и нелепое. Доцент или даже ординарный профессор, взявшись за него, распыляет свою ученость и не может ее заменить творческим воображением сочинителя. Как бы добросовестно кандидат ни лепил из архивной пыли историческое лицо, оно роковым образом будет отличаться от Галатеи поэта в той же мере, как слог кандидата отличается от слога творца. Знаменательно, что именно беллетристы посредственные особенно охотно обращаются к истории, к биографии, точно они питают тайную надежду, что «жизнь» восполнит недостатки искусства. Истинный же сочинитель, как Пушкин или Толстой, выдумывает не только историю, но и историков.